Свобода выбора

Литературная гостиная

Во мне всегда почему-то вызывало негативную реакцию это словосочетание - “свобода выбора”. Мол, ты хочешь и волен выбирать все, что душа пожелает... в пределах границ, разумеется. Хочешь - застегивай рубаху не на три пуговицы, а на две, иди по собственному усмотрению к первому попавшемуся зубному врачу, бери то, что тебе нравится, а не то, что подсказывает разум.
В итоге ты на тридцатом шаге спотыкаешься, падаешь и ломаешь ногу, стоматолог вырывает у тебя один зуб, затрагивая при этом два соседних, да и вырванный на поверку оказывается здоровым, а купленная второпях вещь долгие годы пылится на антресолях, напоминая о глупости хозяйки. Но мы ведь такие несуразные, свободолюбивые и непослушные, нам обязательно подавай хотя бы два варианта, чтобы посидеть над обоими и порядком поломать голову, хотя один мало чем отличается от другого.

В городе, откуда я приехала в Израиль, у меня была одна знакомая. Долгое время мы чисто формально кивали друг другу, работая в одном здании, и буквально за две недели до репатриации я встретила ее в Еврейском культурном центре.
- Как, и вы здесь?! - удивилась она. - Вы - еврейка?!
- Насколько помнится, - усмехнулась я. - А что, не похоже?
- Нисколько, - откровенно призналась она. - Я все время думала, что вы не из наших, потому и никогда к вам не подходила.
- Я не люблю делить людей по национальности, - призналась я, - меня от подобного мутит.
- Меня тоже когда-то эта тема коробила, - согласилась Полина. - И я бы не задумывалась о ней, скорее всего, до сих пор. Но у меня, в отличие от вас, как видите, типично еврейская внешность: черные волосы, длинный нос, семитские глаза... Теперь заходишь в автобус, не успеваешь проехать пару остановок, и слышишь за своей спиной шепоток: “Смотри, жидовка! Видно, не все еще сбежали в свой Израиль!” После чего стараешься на следующей поскорее сойти...
- Но так было отнюдь не всегда, - возразила я, - только в последние годы.
- Конечно. Те, кто боится, что претензии коренной нации к “оккупантам” будут перенесены на них, пытаются перевести стрелки на нас, сделав из евреев “козлов отпущения”. Я все понимаю, но ведь от этого не легче. С этими людьми мы столько лет работали рядом, спокойно разговаривали, даже дружили, и вот теперь такая метаморфоза...
- Все временно, - отметила я. - Когда вы уезжаете?
- Скоро, - сказала она, но дату не обозначила, вероятно, боялась сглазить. - А вы?
- На днях. Там и встретимся.
- Непременно, - согласно кивнула она.
Но и я, и Полина прекрасно понимали, что этот разговор не несет в себе никаких перспектив. Так и вышло.

А вот лет через двенадцать на автобусной остановке возле центральной тель-авивской автостанции я с трудом “опознала” Полину. Она располнела, немного постарела, но в глазах горели те же неудержимые огоньки.
- Я сразу узнала вас, - заявила она, - только не хотела навязываться. Вы теперь в популярной газете каждую неделю выходите, а я кто - никто, обо мне и говорить нечего.
Чисто машинально, скорее, по инерции, пригласила ее к себе, полагая, что не отзовется. Но Полина пришла, принеся с собой два пакета разных сладостей.
- Я в магазинчике одном работаю, - пояснила она, - так что покупаю почти по фабричной цене. Могу и для вас организовать скидки.
Мы минут десять болтали обо всем и ни о чем, пока разговор вдруг не зашел о свободе выбора.
- А знаете, - с какой-то затаенной болью сказала она. - Это ведь очень мучительная штука, на редкость мучительная. Все время кажется, что открываешь не ту дверь, навязываешь себя не тем людям, совершаешь напрашивающиеся ошибки, когда вот он, единственный спасительный вариант, постоянно мелькает перед глазами. И почему до тебя все доходит спустя какое-то время, когда уже слишком, слишком поздно...

Будучи скромной еврейской девушкой, Полина и представить себе не могла знакомство с парнем где-то в общественном транспорте или на улице. Этими вопросами занималась ее мама, Лилия Абрамовна. Она названивала нескольким свахам, те рылись в своих архивах, прикидывали какие-то наиболее удачные варианты, и после многочисленных перезвонов мама приходила к Полине в комнату и торжественно сообщала, что ей в пятницу или в четверг позвонит Миша или Фима - очень хороший парень, из порядочной семьи, к тому же его хорошо знает тетя Геня.
Парень, как правило, звонил, они договаривались о свидании, встречались, ходили минут десять-пятнадцать, после чего мирно разъезжались по своим домам. То Полина не подходила претенденту, то претендент Полине.
- Ну, у тебя и запросы, - сетовала мама. - И чтобы высокий, и лицом симпатичный, и поговорить было о чем... Где мы идеал подыскивать будем, когда тебе уже двадцать четыре стукнуло?! Выбирай из того, что есть, первый ряд в этом театре уже давно занят куда более молодыми и бойкими.
С откровенным скепсисом Полина шла на очередную встречу к некому Геннадию. Наверняка лысоватый толстяк, тут же жаждущий расписать свои деловые качества. Но возле метро ее поджидал стройный парень с маленьким букетом гвоздик.
- Вы - Полина? - спросил он. - Очень приятно. Можете называть меня Геной, от Геннадия веет какой-то казенщиной.
Они прошлись по парку и Полина с удивлением и с удовольствием поняла, что перед ней тот человек, о котором можно сказать только самое хорошее: умный, тактичный, внимательный (тут же поднял перчатку, которую она уронила), к тому же обладавший каким-то неотразимым шармом. И Полине стало немного страшно. Она пыталась на скорую руку оценить себя со стороны: как одета, как выглядит, о чем говорит, способна ли произвести впечатление на такого парня, но мысли путались, а язык нес черт знает что, вопреки голове. Но ему, видно, все это нравилось. Он кивал, весело поглядывая на собеседницу.
Расставаясь, они обменялись номерами домашних телефонов, и Полина, с замершим от скрытой надежды сердцем, бросилась домой, к маме.
- Звони этой, своей, Гене, - приказала она. - Я ему хоть чуточку понравилась или нет?
Таково было правило. Свахам тоже следовало оставлять часть работы во избежание возможных недомолвок и недоразумений. Мама долго звонила, потом еще дольше с кем-то говорила (Полина зажала уши руками, не желая слушать ни одного слова из их разговора), а затем, обернувшись к дочери, кратко вынесла свой вердикт:
- Понравилась!
- Правда?
- Он сам так сказал!
И непонятное ранее чувство впервые затрепетало в ее взволнованном сердечке.

Они встречались уже два месяца - срок весьма большой для города, ценящего свое время. Полина все время ждала, что Гена сделает ей предложение, но тот почему-то тянул. И это приводило в недоумение. И как-то в субботу Гена пригласил Полину в театр. Был у них в городе Русский драматический театр с сильной труппой.
Полина обрадовалась - вот он, решающий день, - и стала думать о том, как получше одеться. Между тем на улице уже был январь, довольно прохладно, и в коротком платьице погулять невозможно.
Все пошло наперекосяк с первой минуты поездки. Сначала выяснилось, что Полина забыла кошелек с деньгами, благо несколько рублей находилось в кармане кофточки. В конце, на последней остановке, когда все выходили, она вдруг обнаружила, что потеряла рукавицу. Рукавицу искали вместе с шофером минут десять, но так ничего найти и не смогли. В итоге Полина примчалась запыхавшаяся, опоздав к требуемому времени, и по раздраженному лицу Геннадия, было видно, что еще немного, и он собрался уйти (в те времена в городе еще не было сотовых аппаратов). Но тем не менее не сказал ни одного резкого слова, прошел в гардеробную, где они сдали верхнюю одежду, и уже под звуки увертюры бросились отыскивать свои места в темнеющем зале.
В тот вечер шел спектакль “Все звезды” - прекрасная музыкальная пародия на звезд зарубежной эстрады. В том числе - и неведомых части зрителей.
В перерыве Гена угостил Полину мороженым, они о чем-то мило беседовали, но ничего серьезного так и не было сказано. Как и после спектакля. Взяв вещи из гардероба, Гена помог одеться свой спутнице, проводил ее до автобуса, но на предложение поехать к ним домой, поужинать, категорически отказался - завтра у него очень много лекций, надо заранее подготовиться.
В тот вечер он ей не звонил, а она не решилась звонить ему. На следующий день попросила лучшую подругу позвонить по знакомому номеру и сказать какую-нибудь ерунду-несуразицу. Чтобы, с одной стороны, Гена понял, что звонок идет от Полины, а с другой, чтобы сама краткая беседа напоминала ошибку звонящего, второпях перепутавшего номер.
Подруга выполнила обещанное. Гена ответил вежливо, обстоятельно, но перезванивать Полине не стал. Так она поняла - что-то оборвалось в их отношениях. Ей было тяжко и горько. Парень понравился, а может, даже она в него уже успела влюбиться, и вдруг такой конфуз.
- Не хнычь, - улыбалась мама, - в Израиль едем. Там такие невесты, как ты, на вес золота! Не только не пропадешь, но еще и как сыр с маслом кататься будешь!
- Но почему он так и не позвонил? - недоумевала Полина. - Разве я совершила какую-то ужасную ошибку? Ведь нет! Опоздала на спектакль, потеряла рукавицу, и больше ничего. Ведь до этого все было хорошо, все было просто замечательно...
- Давай позвоним свахе, - предложила родительница. - Она наверняка все уже знает.
- Не хочу! - проявила характер дочка. - Если он не желает, то и я не буду ему навязываться.
Но еще почти неделю смотрела со странным чувством на телефонный аппарат: то ли самой подойти и позвонить, то ли упрямо продолжать ждать звонка...

- Не знаю, - призналась мне она. - Если бы я в те дни смогла пересилить свою гордыню, то все бы сложилось иначе. Передо мной была свобода выбора, но я ей не воспользовалась...
- Жалеете?
- А кто не жалеет об ошибках прошлого? - усмехнулась она. - Жалеют все, только большинство это скрывает. Так уж свойственно человеку, он наделен возможностью анализа и всегда привык копаться в прошедшем, отыскивая там свои роковые ошибки.
- И больше вы его никогда не видели?
- Нет, встречались пару раз в городском еврейском центре. Но он был со своим другом, а я уже “ходила” с другим парнем. Правда, тот оказался идиотом и бабником, и больше чем на три свидания меня не хватило.
- Печально, - заметила я. - А что было дальше?
- Дальше - больше, - улыбнулась Полина. - Я приехала в Израиль, вышла замуж, как пророчествовала мне мама, но ничего из этой авантюры не получилось. Я осталась одна с массой горьких ощущений, свойственных девушке, которой не повезло в жизни.
- Но прошло немало лет, - стараясь быть как можно тактичнее, произнесла я. - Неужели за это время у вас никого не было?
- Мелкие, несерьезные увлечения, не заслуживающие вашего внимания, - призналась она. - И вот совсем недавно, совсем случайно, я узнаю, что Геннадий, оказывается, живет в Израиле. И живет совершенно один. Ни детей, ни жены. Мне даже удалось узнать номер его телефона. Но звонить туда самой боязно: представляете, сколько лет прошло с того времени... Алисочка, прошу вас, ради нашей старой дружбы (когда, интересно, мы дружили?!), вы не могли бы встретиться с ним и узнать, почему тогда все так произошло... А главное, помнит ли он меня? Такую, какой я была в те годы? Вы понимаете, что для меня значит ваше согласие выполнить мою скромную просьбу?
Терпеть не могу, когда меня ставят в угол или запирают в безысходной ситуации. Но отказать Полине было трудно, практически невозможно. Женщина, может быть, целую жизнь ждала своего часа, и вот он, несмотря ни на что, может прийти...
- Попытаюсь, - нехотя буркнула я. - Все, что в моих силах.

- Ты снова дала усесться себе на шею, - сказали мне в редакции. - Мало в нашей стране свах? Зачем тебе лезть в это дело, когда по всему видно, что тебя просто нагло используют, учитывая твой такт, интеллигентность, и неумение вовремя дать сдачи?
- Но надо же помочь женщине, - невнятно бормотала я скорее для себя, нежели для них, - у нее в жизни ничего не осталось, кроме этой полузабытой мечты...
- Боком тебе эта мечта выйдет. Опять вляпаешься не в свое дело и будешь выглядеть полной дурой.
Но я вляпалась...

Геннадий оказался сутуловатым мужчиной со следами былой красоты на лице, часть которого покрывали крупные коричневые пятна.
- Не обращайте внимания, - попросил он. - Месяца два назад меня укусила какая-то тварь, началась аллергия, врачи сначала поставили один неверный диагноз, потом второй, в результате образовалась вот такая палитра. А к пластическому хирургу я обращаться не хочу. Учитывая мои дальнейшие перспективы - незачем!
На вопрос о Полине он внезапно оживился.
- Конечно, помню, - сказал Геннадий, - мы славно провели два месяца, и я в душе мечтал остаться с ней на всю жизнь, но...
- Что же тогда произошло? - поинтересовалась я.
- Локальная переоценка ценностей. Мы с Полей должны были пойти в театр. Она была очаровательной девушкой: милой, симпатичной, с каким-то особым шармом, будучи экономистом, обожала считать на пальцах - меня это почему-то приводило в умиление... Впрочем, когда любишь, готов радоваться и восхищаться всему.
Знаковая встреча должна была произойти в театре. Помню, тогда давали отличную постановку - пародию на звезд западной эстрады. Среди ведущих актеров театра, были, между прочим, мои добрые приятели, и они помогли с билетами на лучшие места в третьем ряду.
Полина опоздала. Что-то случилось с ее варежкой, кажется, потеряла в автобусе. Но в этом не было ничего страшного - девушкам свойственно опаздывать. Мы сдали одежду, прошли в зал, уселись и начали смотреть концерт-ревю. По ходу его пара знакомых артистов мне подмигивала, глядя на Полину, и явно одобряя мой выбор.
В перерыве пошли в буфет и я ее угостил... сам уже не помню чем - что-то сладкое... Мы болтали о какой-то ерунде, ходили по фойе, рассматривая портреты актеров, и я внезапно стал замечать, какие взгляды бросали на Полину окружающие мужчины. В своем вечернем платье, с этой модной стрижкой, она выглядела настоящей красавицей. И у меня страшно заныло сердце - я понял, что просто “не потяну” эту девушку. Хорошо, мы поженимся, переберемся в Израиль, начнем все заново, с нуля, переживая трудности и невзгоды, и тут я ее потеряю. Потому что всегда найдется кто-то, кто сумеет предложить ей намного больше, чем я.
Проводив ее до автобуса, я пешком брел домой почти шесть остановок. Думая, сопоставляя, осознавая. И пришел к выводу, что мое решение самое верное. Потому и не позвонил ей вечером. Не позвонил и на следующий день, и через два дня. Только старался не смотреть лишний раз на телефонный аппарат и с испугом ждал ее звонка: если Полина позвонит, что я ей отвечу? Ведь я не посмею сказать правду, а лгать у меня никогда толком не получалось. Но она мне не позвонила, и я успокоился. Я сделал свой выбор, только не спрашивайте, чего он мне стоил.
- А если я вам скажу, что Полина в Израиле, и любит вас по-прежнему? - осторожно поинтересовалась я, не зная, не страдает ли он сердечными заболеваниями или гипертонией.
- Она в Израиле? - воскликнул он. - Она до сих пор любит меня?!
Безумцы пляшут от радости, получив хорошую весть. Влюбленные тоже.
Странная штука судьба: два человека смотрели на телефонный аппарат и никто из них не решился снять трубку. Всего лишь для нескольких минут разговора, а в итоге... Вот вам и свобода выбора!

Остальное было делом техники. Я назначила им свидание и сама явилась в качестве “посредника”. Но мои услуги не понадобились. Уже не юная грузноватая женщина, засиявшая сказочной улыбкой (действительно, черт возьми, необыкновенный шарм!) и ссутулившийся не в меру мужчина, ставший сразу моложе лет на десять, взяли друг друга за руки и пошли по аллее, о чем-то негромко переговариваясь. Как и много лет назад.
Они пошли, а я осталась одна, провожая взглядом уходящую пару. И мне было хорошо и горько. Хорошо за них, обретших на несколько минут свое давнее счастье (ведь неизвестно еще, чем все закончится), и горько за себя, не способную пережить такие же прекрасные мгновения...

Алиса ГРИН