О СКРОМНОСТИ ЛОЖНОЙ И НАСТОЯЩЕЙ

История далекая и близкая

Ефим Мерхер. Родился 17 сентября 1934.         Окончил филологический факультет Рижского университета.  Во время учебы  организовал и был режиссером студенческого театра. Печатался в местной прессе, затем в г. Норильске, куда был направлен после окончания университета зав. литом в театр им. Маяковского. Служил на флоте в г. Ленинграде, где тоже принимал активное участие в сценических выступлениях. 
Иммигрировал в Америку в 1976 году.  Участвовал в  создании газеты «Новый Американец», печатался в популярной в то время газете «Новое Русское Слово».
Перед выходом на пенсию работал в Бруклине, в Public schools.  До этого несколько лет работал в Калифорнии – преподавал русский язык в Институте языков в Монтерее.  Двое взрослых детей,, два внука и три внучки.
Умер 4 октября, 2009.

Может быть, это и не скромно, но вначале я коротко расскажу о себе. Мне сегодня уже далеко за  шестьдесят, но прожив жизнь рядом с журналистикой, литературой и театром, эпизодически поработав в каждой из этих профессий, я не стал ни журналистом, ни литератором, ни  актёром.
Хотя о последнем следовало бы признаться: в театре я работал дольше всего. Был и просто актёром, был  заведующим литературной частью и даже режиссёром. В общей сложности за свою  жизнь поставил  3-4 спектакля и несколько эстрадно - литературных программ , автором которых  был я сам. В самом начале своих актёрских опытов, в основном в рядах художественной самодеятельности, мои учителя-наставники и друзья, среди которых были и профессиональные актёры и режиссёры, настоятельно рекомендовали мне идти  в  профессиональный театр.
Во время службы на флоте  мои успехи «материализовались» в звание Лауреата открытого конкурса чтецов, который проходил в Ленинграде, под девизом «Навстречу фестивалю». Это было в 1956 году. Я был молод, и звание мне очень льстило. Наш корабль (эскадренный миноносец «Проворный») стоял в Ленинграде и, пользуясь добрым ко мне отношением со стороны командования, я не без пользы для себя, большую часть времени проводил в театрах города, встречаясь в то далёкое время с актёрами многих театров. Но больше всего я находился в стенах Пушкинского драматического театра. Мне посчастливилось общаться с Николаем Черкасовым, Юрием Толубеевым, с Ольгой Яковлевной Лебзак и  Игорем Горбачевым.
Я с друзьями привозил их на корабль, мои командиры были в восторге от  таких «мероприятий», а матросы, мои сослуживцы, долго вспоминали потом эти  интереснейшие встречи. После встреч, а их было много, командир дивизиона капитан 1-го ранга Нейман Борис Оттович, немец по происхождению, приглашал гостей  в офицерскую кают-компанию откушать матросских щей и соответственно приятно провести время. Потом  уже, по дороге домой, актёры восхищались обедом  и особенно, «военно-морской водичкой» (а это был чистый спирт, который у нас в дивизионе  использовался для промывки водолазного оборудования).
Мои личные встречи с актёрами,  в основном, проходили в театре на репетициях, после спектаклей, на  Невском в винном подвальчике, куда Игорь Олегович Горбачёв  однажды завёл меня со своим приятелем  Борей Лёскиным, и даже в домашней обстановке. Борис Лёскин работал тогда в БДТ им.
Горького. Часто на эстрадных вечерах Игорь Горбачёв и Борис Лёскин  разыгрывали сцены из спектаклей, рассказы из русской классики. С моим кумиром Николаем Черкасовым меня познакомил не менее выдающийся человек Юрий Толубеев. Они вдвоём только вернулись из Западной Германии, где состоялась премьера нового фильма «Дон Кихот». Я мог бы честно назвать этот период моей жизни «моим университетом».  И хотя я закончил потом другой, настоящий университет, этот период жизни оставил глубокий, незабываемый след в  моём сознании, в моём представлении об искусстве вообще и о театре в частности. Моё провинциальное  понимание сцены претерпело в те далёкие годы, если не совсем,  то в большей своей части серьезное изменение. Я стал по-другому  воспринимать театр, музыку, балет, картины знаменитых художников, а позднее и оперные спектакли. Однажды здесь, в Америке, на концерте Сергея Юрского, я встретил  Бориса Лёскина.  Встреча была короткой, мы едва успели вспомнить наши встречи, хотели договориться о будущей встрече, но,  увы... случая больше не представилось.
То, о чём я пишу, давно ждало своего времени.  Всё дело в том, что меня здесь уже, в эмиграции, удивило это наше, явно «совковое» понятие - скромность. Всю мою сознательную жизнь меня просвещали: не высовывайся, не выделяйся! Будь скромным!  Начиная со школы этот рефрен преследовал меня. А я, простите, выделялся и часто даже довольно резко. Обратите внимание, как ведут себя американцы. При приёме на работу о себе говорят только в превосходной степени.
«Я самый лучший для этой работы!» «I am the best!» Если бы кто-либо из нас говорил о себе в таком тоне, да ещё в среде, где много наших соотечественников, уж обязательно  нашелся  бы приятель, который бы сказал: «Надо быть скромным». Эта фраза убивала все мои амбиции. Я перестал верить в свои возможности. Мне казалось, что есть более достойные, более талантливые. Чувство здорового соревнования личностей у нас, в советских коллективах, было подменено «успехами» по протекциям, по знакомству, по, чёрт знает, каким другим механизмам. Но  только не благодаря самому себе. Все тихо, исподтишка работали локтями. Но иногда случалось, на тебя  обращали внимание за твои  «скромные» успехи.
Когда-то в школе мы  играли пьесу для школьного театра «Я хочу домой!» С. Михалкова. Это было в конце сороковых годов. В школе была очень хорошая драматическая студия, а если скромнее, то просто драматический кружок.  Руководила нами  Людмила Акендиновна Закржевская, только недавно приехавшая в наш местный театр. Мне посчастливилось. Режиссёр подбирала исполнителей по способностям. Я играл главную роль - Сашу Бутусова. С тех пор прошло много лет. Много. Больше пятидесяти. С одним из участников этого спектакля мы встретились уже здесь, в США. Конечно же встреча была искренне волнительной. Мы вспоминали наших школьных друзей, смеялись, вспоминая одних, грустили, говоря об  умерших. Мы  стали встречаться, иногда вместе ходили на «мероприятия», в кино, редко в театр. Оба любили классическую музыку, увлекались оперой.  В одном из разговоров, обмениваясь мнениями об опере  Джакомо Пуччини «Богема», на которую я настоятельно советовал им пойти в Метрополитен опера, я восхищался сценографией Дзефарелли для этого спектакля, блестящей режиссурой и исполнителями. Точно не помню, какими словами, какими эпитетами я награждал оперу, наверное, говорил, как  всегда о театре говорю - восторженно, но как мне кажется, профессионально. И вдруг мой монолог был резко прерван женой моего приятеля: «Как ты разговариваешь?! Так простые люди не говорят. Надо быть скромным и не выпендриваться!» Я замолчал. Больше мы никогда не встречались... Мне надолго запомнился этот резкий и до обидного знакомый окрик: «Надо быть скромным!»  Может  быть,  следовало бы  ограничить себя  простой фразой  и действительно  «не выпендриваться», но я как- то не задумывался о том, каким  образом выражать свою мысль – говорил о  спектакле так, как всегда говорю об искусстве, тем более что  опера действительно очень понравилась именно прекрасной работой постановщика. Думаю, что у моих приятелей в этот день  просто было плохое настроение или  я, наверное, им чем-либо не угодил...
Да, надо быть скромным.... И всё, что я помню из тех далёких  ленинградских встреч с актёрами, - это скромность, простота этих людей. Они были звёздами, хотя сами себя таковыми не считали, но как легко и обыденно они рассказывали о своих ощущениях, работая над ролью, о своих друзьях по  театру, о  товарищах по спектаклю, о поездке в Германию на премьеру фильма «Дон Кихот», о каких-то провокациях немецких властей (в то далёкое время всем советским мерещились провокации со стороны иностранцев). Народные артисты.... Мы общались с ними, пожимали им руки, пили вместе вино.... Но когда они начинали говорить, мы замирали. В кубрике устанавливалась такая  тишина, что даже скрип и потрескивание корпуса корабля и снастей выпадали из этой тишины, исчезали, растворялись вместе с шумом работающих систем. И никогда эти люди не пытались упрощать или подстраиваться к уровню аудитории. Они были самими собой.
Говорили с нами, уважая нас, поднимая нас до уровня тех понятий, которыми привыкли оперировать в своей актёрской повседневности. Мы с наслаждением смотрели инсценировки рассказов Чехова, главы из «Мёртвых душ» Гоголя. Какое же прекрасное время это было для нас всех. Надо ли быть скромным и не рассказывать об этом?! Или рассказать, но с оглядкой на того, кому рассказываешь, чтобы, не дай Бог, он не подумал, что ты в чём-то ущемляешь его самолюбие.
Или,  наоборот, рассказать так, как было на самом деле и  как ты чувствовал себя в то время, на каком «седьмом небе» трепетало твоё молодое сердце при встрече с прекрасными людьми, или когда ты наслаждался  музыкой, или  был потрясён фантастической пластикой танца Майи Плисецкой. Если бы мы жили по совковым понятиям о скромности здесь, в эмиграции, мы бы никогда не встретились с «нескромными» Серёжей Довлатовым, Иосифом Бродским, Бэлой Давидович, Женей Кисиным и со многими другими талантливыми соотечественниками. Их бы не существовало, если бы они не пытались проявить свои таланты. Не было бы прекрасных страниц прозы, поэзии, не было бы концертов музыки, куда почти не достать билетов.  Нельзя  жить взаперти своих  ущербных представлений о жизни, о своих собственных возможностях. Если ты веришь в себя, то не надо быть скромным, а надо дерзать, работать и доказывать и словом и делом, что ты и только ты  способен  на то,  чему был обучен, что делал и что будешь делать. И лучше тебя никого нет.
Написав всё это, я подумал, что именно тем прекрасным людям я обязан всем, что во мне есть. Людям из прошлого, людям из России. Уже давно нет страны, из  которой я уехал более четверти века тому назад, многих из них уже нет в живых, но память о людях, которые  встретились на моём жизненном пути, осталась в моей душе. Об этих встречах мои заметки.  Возможно, в будущем я соберу все эти воспоминания в книгу. Сомневаюсь лишь - не будет ли это нескромным поступком с моей стороны.