Мы и другие

Дела житейские

Когда нам приходится задумываться о самоопределении, то есть о том, кто же мы такие на самом деле — эмигранты или местные жители, новые американцы или старые русские, — поневоле происходит такая путаница с местоимениями, что просто голова идет кругом...
Например, говоря «они», какую страну мы имеем в виду — Россию или Америку? Опыт показывает, что все зависит от ситуации. Иногда «они» — это те, кто устраивает путчи, разгоняет митинги и сажает в тюрьму без вины виноватых олигархов. А порой «они» — те, кто в перерывах между коррупционными скандалами заседает в Капитолии или поигрывает пистолетом на Среднем Западе, с подозрением косясь на чужаков.
В общем, определить, где проходит тонкая демаркационная линия, отделяющая «нас» от «других», — дело довольно хлопотное и, главное, неблагодарное. Потому что, к примеру, идем мы по улице, и вокруг вроде бы тоже сплошные «мы». А потом заходим в маленький японский ресторанчик, чтобы отведать суши. И тут же выясняется, что пользоваться палочками так же ловко, как «у них», у нас не получается. Или заплутаем где-нибудь в Нью-Джерси и долго пытаемся разобраться в хитросплетении шоссейных дорог. И не понять нам, как это «они» здесь ориентируются. А потом останавливает нас местный полицейский и, уважительно называя «сэр» или «мэм», объясняет, как добраться домой, в Бруклин. Все-таки наша полиция нас бережет, с умилением думаем мы...
В этом смысле Нью-Йорк — город и резких контрастов, и мягких полутонов одновременно. Общеизвестно, что ньюйоркцы любят парады и другие шумные уличные празднества. Когда в День Благодарения плывут над восторженной толпой огромные мистер Монополия, кот Гарфильд или утенок Дональд, то это, безусловно, «наш» праздник. А вот, скажем, парад гордости гомосексуалистов у кое-кого из нас вызывает острое неприятие, хотя, как известно, такие шествия в свое время возглавлял вполне «наш» мэр Рудольф Джулиани.
Однажды, прогуливаясь вместе с приехавшими из России друзьями по Нью-Йорку, я с гордостью сообщил им: наше метро работает двадцать четыре часа в сутки. А еще через пару минут поймал себя на том, что произношу: у них тут, в Манхэттене, очень трудно найти бесплатную парковку для автомобиля...
Сейчас, вспомнив этот занятный и весьма показательный случай, я вдруг подумал: может быть, проблема разделения на «нас» и «других» на самом-то деле предельно проста. Мы непроизвольно идентифицируем себя со всеми и всем, кто и что нам в этом мире нравится. И столь же спонтанно отторгаем то, что кажется нам неприемлемым. Вот и получается, что бюрократы, торговцы наркотиками, хамоватые водители автобусов, невоспитанные подростки, несовершенные школьные программы, неумные политики, несвоевременно приходящие электромонтеры и слесари, утренние пробки на дорогах, невкусная картошка в Макдоналдсе, очереди в женские туалеты, бездарно снятые кинобоевики и неуверенность в завтрашнем дне — это всё чужое, это всё «другие».
А мягкий песочек на пляже, толковый мэр, длинные уик-энды, статуя Свободы, пятидесятипроцентные скидки в магазинах, доступное медицинское обслуживание, спокойные соседи, умеренная жара летом, люди, во время блэкаута бесплатно раздающие жаждущим воду на улицах, говорящие по-русски приветливые продавцы, снижение уровня преступности, по-настоящему исполнительные городские службы, зоопарки, где даже к зверям относятся по-человечески, и, наконец, уверенность в завтрашнем дне — это всё наше, это всё «мы».
И еще немного о парадах. Мне кажется, что давно уже пора наряду с шествиями, посвященными Хэллоуину, Дням Благодарения и Святого Патрика, устроить парад «нашей» гордости. Честное слово, мы его заслужили — все вместе и каждый в отдельности. И пусть в этот день по Пятой авеню пройдут эмигранты давние и недавние, легальные и нелегальные, представители всех сексуальных ориентаций, политические деятели и их избиратели, любители выпить и трезвенники, курящие и некурящие, холостые и семейные, умные и обладающие своеобразным чувством юмора... Словом, все те, кто и есть «мы» в этой стране.

Мы и политкорректность

Вы как хотите, но лично я не понимаю смысла политкорректности. Нет, разумеется, я за то, чтобы люди вели себя цивилизованно и не оскорбляли друг друга. Одно из самых больших достижений демократии как раз и заключается в том, что общество стоит на страже чести и достоинства каждого из его членов. И это хорошо. Но посудите сами: выходит, каждый из нас вправе решать за другого, что для него оскорбительно, а что нет. Это особенно заметно в отношениях между полами. Скажем, одна женщина обижается, когда работающие рядом с ней мужики совершенно не обращают внимания на ее прелести. Другой же, наоборот, хочется, чтобы в ней видели только сотрудника без каких-либо признаков пола. Ну и как тут быть, как угадать?..
Невозможность разрешить то и дело возникающие на почве разных представлений о корректности коллизии создает обширное поле деятельности для юристов, журналистов и психологов. Я искренне рад за них. Но все остальные только испуганно моргают, стараясь не пропустить очередной виток гонки за политкорректностью. Так вот, учтите, нынче в моде эвфемизмы! Как известно, чернокожих у нас положено называть афроамериканцами. Следуя этой логике, женщину следует величать гетеропартнером, любого школьника — молодым гением, старика — юнцом старшего возраста, маму — одним из родителей, а собственную тещу — матерью Терезой...
Есть еще социальный слой, над которым распростерта длань политкорректности — нелегальные эмигранты. Тут, скажу я вам, ситуация не из простых. Совершенно справедливо, что дети нелегалов получают бесплатное медицинское обслуживание и образование. Но когда нелегалы выходят на демонстрации протеста, та самая длань оборачивается кукишем. Ведь, по сути дела, люди, нарушившие американские законы, требуют уравнять себя в правах с законопослушными гражданами. Эдак легко себе представить демонстрацию карманников, претендующих на то, чтобы им предоставили нормальные условия для работы...
А вот в Советском Союзе, если помните, вроде бы никакой политкорректности и в помине не было. Зато была настоящая дружба народов. Я лично видел, как несколько товарищей из Армении, Азербайджана и Узбекистана вместе с парочкой нетрезвых жителей Пскова на Сытном рынке в городе Ленинграде грозились избить студента из Анголы. Уж и не знаю, чем бедный студент так им насолил, но, обращаясь к нему, они дружно использовали распространенное тогда на питерских рынках словечко, живописно связывающее его личность с цветом некоей части его шоколадного тела. Что интересно, ни один из представителей братских народов не принял этот рыночный эвфемизм на свой счет. Вот такая политкорректность...