Театральные байки

В спектакле Театра на Таганке “Товарищ, верь!” по письмам Пушкина на сцене стоял возок с множеством окошек и дверей, из которых появлялись актеры, игравшие Пушкина в разных ипостасях - “Пушкиных” в спектакле было аж четыре. Вот один из них, Рамзес Джабраилов, открывает свое окошечко и вместо фразы: “На крыльях вымысла носимый ум улетал за край земли!” - произносит: “На крыльях вынесла... мосиный... ун уметал... закрал, ... ЗАКРЫЛ!” И действительно с досадой захлопнул окошечко. Действие остановилось: на глазах зрителя возок долго трясся от хохота сидящих внутри остальных “Пушкиных”, а потом все дверцы открылись, и “Пушкины” бросились врассыпную за кулисы - дохохатывать!

***

Евгений Евстигнеев в спектакле по пьесе Шатрова “Большевики”, выйдя от только что раненого Ленина в зал, где заседала вся большевистская верхушка, вместо фразы: “У Ленина лоб желтый, восковой...” он сообщил: “У Ленина... жоп желтый!..”. Спектакль надолго остановился. “Легендарные комиссары” расползлись за кулисы и не хотели возвращаться.

***

Однажды в “Евгении Онегине” секундант перепутал пистолеты и подал заряженный Ленскому. Ленский выстрелил, Онегин от неожиданности упал. Ленский, чтобы как-то заполнить понятную паузу, спел известную фразу Онегина:
“Убит!”.
Секундант в замешательстве добавил: “Убит, да не тот”.

***

Провинциальный театр не нашел статиста на роль покойника в гробу. Наняли отставного солдата. Немолодого, бывалого и с роскошными усами. Ну, идет спектакль. Солдат лежит в гробу. По бокам, как положено, стоят две свечки. Свечи горят, и одна из них капает на шикарный солдатский ус. Тут “покойник” поднялся, загасил свечу и преспокойно улегся обратно в гроб.

***

Абакан. Сей славный город, помимо того что является столицей автономной республики Хакассия, имеет два драматических театра – один, так сказать, городской, а второй – республиканский. Вот в нем и произошла эта невероятная, но совершенно правдивая история. Ставили бессмертное творение А. С. Пушкина “Евгений Онегин”. В одной из последних сцен Евгений (Е) прибывает на бал к своему старому другу (Д) и видит Татьяну (в малиновом берете). При этом звучит следующий диалог:
Е. – Кто там в малиновом берете с послом турецким говорит?
Д. – Так то жена моя.
Е. – Так ты женат?
Д. – Уже два года!
Ну, и далее по ходу пьесы.
Так вот. Во-первых, реквизиторы не нашли малинового берета и заменили его зеленым. А во-вторых, артист, игравший мужа Татьяны, и актриса, игравшая Татьяну, были брат и сестра. Вот что из этого получилось.
Премьера. Зал битком набит местным бомондом и просто любителями театра. Входит Евгений, подходит к другу и ищет глазами яркое малиновое пятно... его нет... находит глазами Татьяну... Далее диалог:
Е. – Кто там... в ЗЕЛЕНОВОМ берете?
Д.(которого перемыкает от данной реплики...) – Так то СЕСТРА моя!
Е.(который чувствует, что что-то не то происходит, но до конца еще не осознал...) – Так ты СЕСТРАТ?!
Д. – Уже два года!
Обычно такие вещи проскальзывают мимо внимания публики, но в этот раз зал грянул... и, увы, не аплодисментами...

***

Молодой актер впервые участвует в постановке, причем здесь же играет маститый актер, роль молодого – мала, выйти к маститому на сцену и сказать что-то вроде “кушать подано!”, и все!
Молодой человек очень нервничает, все-таки с мэтром в одной сцене. Жутко переволновавшись, в полубеспамятстве выходит на сцену и видит немного округлившиеся глаза пожилого партнера, понимает, что что-то не так, совсем теряется, бормочет свою фразу и вылетает со сцены.
После спектакля известный актер вызывает его к себе в гримерную, еле живой молодой предстает пред очами мэтра и слышит:
“Батенька, ну что ж вы так? Это еще ничего было, когда вы вошли в окно, но когда вы ВЫШЛИ В КАМИН!..”

***

Игралась в театре некая героическая музыкальная драма - с любовью, смертями и прочей патетикой. И вот за несколько часов до спектакля обнаруживается, что местная прима объелась мороженого и заглавную партию петь никак не может. Голос сел. Как говорится, всерьез и надолго. Режиссер - в панике: билетов, как на грех, раскупили много. И тут... в общем, совсем как в голливудском сюжете на тему “Так становятся звездами”. Является к режиссеру одна молоденькая хористочка и заявляет, что она всю жизнь мечтала об этой роли, что она знает все арии, что она готова без единой репетиции все отпеть и отыграть, и т.д. , и т.п. Ну, режиссеру, в общем-то, деваться особо некуда. Он машет рукой и выпускает юное дарование на сцену. Но как только занавес поднялся и дарование открыло свой прелестный ротик, тут же обнаружилось, что голливудский сценарий в степях Украины ну никак не проходит. Поет юное создание прескверно, играет еще хуже. Режиссер за сценой мучается. Но не останавливать же спектакль, раз начали! Доходит дело до второго акта. Кульминация: героиня встречается со своим бывшим возлюбленным и в самый патетический момент призывает его: “Вбий мене!” (т.е. “убей меня!” - спектакль идет по-украински). И герой должен совершить свое черное дело. Ну, юное дарование на сцене, как положено, раскидывает руки и восклицает: “вбий мене!”. Герой бросается на нее с бутафорским ножом и тут... Надо полагать, что лицо у артиста и вправду было зверское - намучился с партнершей за спектакль! Но так или иначе, а юная хористочка испугалась всерьез. И в последний момент отскочила в сторону. А стало быть, и не дала себя заколоть - как по роли положено. Оба стоят. Что делать - никто не знает. В конце концов хористочка решает продолжить с той же точки. Опять раскидывает руки и кричит: “вбий мене!”. Герой - на нее. А она с перепугу - опять в сторону! В общем, повторилась история и в третий раз. Но тут уже герой изловчился, отловил-таки девицу и, как положено по роли, “убил”.
В этот момент за сценой должен был грянуть патетический хор. Но хор не грянул. Не грянул он потому, что все хористы и хористки стояли, согнувшись пополам, или катались по сцене (за задником) в припадке неудержимого хохота.
А хохотали они потому, что режиссер спектакля, стоя рядом с ними и видя, что творится на сцене, стал биться головой о ближайшую трубу и приговаривать:
“Поймай ее, суку, и убей! Поймай ее, суку, и убей!”.
Вот до чего доводит людей искусство.
***

Такой случай. “Бесприданница” Островского. Премьера, первый спектакль.
По спектаклю, Карандышев отговаривает текст: “Так не доставайся же ты никому” и стреляет в Ларису из пистолета, Лариса падает.
А выстрел обеспечивался в то время так: реквизитор за кулисами, на реплику, бьет молотком по специальной гильзе, гильза бухает – Лариса падает.
Премьера... “Так не доставайся же ты никому”, наводит пистолет, у этого за кулисами осечка, выстрела нет.
Актер: “Так вот умри ж!” перезаряжает, наводит пистолет второй раз, за кулисами вторая осечка.
Карандышев перезаряжает в третий раз: “Я убью тебя!”, третья осечка. Лариса стоит.
Вдруг из зала крик: “Гранатой ее глуши!”.
Занавес, спектакль сорвался, зрителям вернули деньги. Режиссер час бегал по театру за реквизитором с криком: “Убью, сволочь!!!”.
На следующий день, вечером, опять “Бесприданница”, с утра разбор вчерашнего полета: мат-перемат, все на реквизитора катят, тот оправдывается:
“Но ведь не я гильзы делал, ну сырые в партии попались, но много же народу рядом, видите же, что происходит, можно же помочь, там у суфлера пьеса под рукой: шмякнул ей об стол, все оно какой-никакой выстрел, монтировщик там доской врезал обо что-нибудь, осветитель лампочку мог разбить, ну любой резкий звук, она бы поняла, что это выстрел, и упала бы”.
Вечером спектакль, все нормально, доходит до смерти Ларисы, Карандышев: “Так не доставайся же ты никому!”, наводит пистолет...
У реквизитора опять осечка.
Вдруг с паузой в секунду из разных концов за кулисами раздается неимоверный грохот: суфлер лупит пьесой об стол, монты – молотками по железу, осветитель бьет лампочку. Лариса явно не понимает, что это выстрел, ибо на выстрел эта беда никак не походит, и продолжает стоять.
Из зала крик:
“Тебе ж вчера сказали, гранатой ее глуши!”.

***

По сюжету одной пьесы муж должен был неожиданно войти в комнату, в которой неверная жена только что сожгла письмо от любовника. Втянув воздух ноздрями, муж кричал, что он слышит запах жженой бумаги, и недвусмысленно интересовался тем, что же такое секретное жгла его жена. Пойманная за руку неверная супруга со слезами во всем признавалась.
На премьере же, однако, сценический рабочий забыл зажечь свечу на столе перед тем, как занавес открыли. Блудница долго металась по сцене, пытаясь понять, что же ей делать со злополучным письмом. В конце концов, от безнадежности положения, разорвала его на мелкие клочки. Вошедший муж оглядел картину и после секундного замешательства произнес: “Я слышу запах рваной бумаги! Сударыня, извольте объясниться!”

Окончание на стр. 70
Окончание.  Начало на стр. 68

***

1972 год. Малый театр. Накануне премьеры спектакля “Собор Парижской богоматери”. Роль горбуна Квазимодо досталась старожилу театра актеру Степану Петровичу (имя изменено). Спектакль, по идее режиссера, начинался с того, что Квазимодо (Степан Петрович) в полумраке должен был под звук колоколов пролететь, держась за канат, через всю сцену. Но был у него один маленький недостаток - очень уж он любил водочкой побаловаться.
И вот настал день премьеры. Перед премьерой Степан Петрович пришел на спектакль вусмерть пьяным. Шатаясь из стороны в сторону, он добрел до гримерки, нацепил горб и лохмотья Квазимодо.
Зал полон. До начала спектакля остались считанные минуты. Режиссер, встретив Степана Петровича, опешивши сказал:
- Степан Петрович, да вы же по сцене пройти прямо не сможете, не то, что на канате летать.
- Да я 20 лет на сцене и прошу на этот счет не волноваться, - пробурчал Степан Петрович и направился к сцене.
На сцене полумрак, зазвонили колокола, вдруг через всю сцену слева направо пролетел Квазимодо, затем справа налево пролетел Квазимодо, затем еще раз и еще раз...
Раз эдак на шестой Квазимодо остановился посреди сцены и, повернувшись к переполненному залу спиной, держа канат в руке и смотря на кулисы, в полной тишине произнес:
- Итить твою бога мать! Я тут как последняя сука корячусь, а эти козлы еще занавес не подняли!

***

“Чайка” Чехова. В финале спектакля, как известно, должен прозвучать выстрел. Потом на сцену должен выйти доктор Дорн и сказать: “Дело в том, что Константин Гаврилович застрелился”.
Но сегодня пауза затянулась. И выстрела нет. Доктор Дорн, видимо, понимает, что что-то произошло и нужно спасать положение. Тогда он выходит, долго стоит, все-таки ожидая, что сейчас будет выстрел, но поскольку выстрела по-прежнему нет, он говорит:
- Дело в том, что Константин Гаврилович повесился.
И тут раздается выстрел. Тогда он, еще подумав, произносит:
- И застрелился.

***

Театр “Современник”. Спектакль “Декабристы”. В роли Николая I — Олег Ефремов.
По ходу спектакля он должен сказать реплику:
“Я в ответе за все и за всех”, но оговаривается и произносит:
“Я в ответе за все и за свет”.
Его партнер - незабвенный Евгений Евстигнеев тут же подхватывает:
“Ну, тогда уж и за воду, и за газ, Ваше величество”.

***

Михаил Ульянов играл роль Цезаря.
Он должен был произнести:
- А теперь бал, который дает всему Риму царица Египта.
Но вместо этого произнес:
- А теперь на бал с царицей Египта, которая дает всему Риму...

***

Актер, исполняющий роль Ричарда, кричит:
- Коня! Коня! Полцарства за коня!
Раздался голос с галерки:
- А осел подойдет?
- Сойдет и осел, мой друг! Иди сюда!

***

Талантливейший артист эстрады, крупный библиофил, автор замечательных работ о книгах, Николай Павлович Смирнов-Сокольский, выступая в роли конферансье, находил выход из любого положения. На одном из концертов Смирнов-Сокольский спутал пианиста Якова Флиера со скрипачом Самуилом Фурером и объявил публике: “Сейчас выступит скрипач Флиер”. Флиер, понятно, запротестовал. Тогда Николай Павлович вышел на сцену и произнес:
“Прошу меня извинить, уважаемые товарищи. Дело в том, что Яков Флиер забыл скрипку дома и поэтому будет играть на рояле. А это еще трудней”.

***

Знаменитый актер Александринского театра Василий Пантелеймонович Далматов как-то совершенно запутался на спектакле. Вместо “Подай перо и чернила” сказал: “Подай перна и черна, тьфу, чернила и пернила, о господи, черно и перно. Да дайте же мне наконец то, чем пишут!”
Гомерический смех в зрительном зале заглушил последнюю реплику актера.

***
Зиновий Гердт как-то рассказывал. Была у него соседка, милая и добрая женщина, но очень уж серьезная, никакого чувства юмора. Однажды Зиновий Ефимович пытался ей анекдот рассказать, начинающийся словами “Умер один мужчина...”, а она его вопросами засыпала: как его звали, отчего он умер, долго ли болел, были ли у него дети...
Однажды решил Зиновий Ефимович ее разыграть. Ровно в шесть вечера звонит ей по телефону и измененным голосом спрашивает: “Простите, а Сан Саныча (допустим) можно к телефону?”
“Нет, вы не туда попали.” Перезванивает ей ровно через полчаса и задает тот же вопрос другим голосом. И так каждые полчаса. Другой бы уже послал подальше или трубку снял, но она женщина интеллигентная, отвечала на все звонки и вежливо говорила, что такого здесь нет.
Развязка должна была быть в полночь. З.Е. звонит ей в очередной раз и говорит:
“Здравствуйте, это Сан Саныч. Мне никто не звонил?”
Ответ сразил З.Е. наповал:
 “Сан Саныч, вы куда пропали? Вас же полгорода ищет!”

Перед тем как приехать на постановку в “Современник”, Анджей Вайда решил посмотреть “На дне” по Горькому, где Евгений Евстигнеев потрясающе играл Сатина. Монолог “Человек - это звучит гордо” он произносил не пафосно, как это было принято, а с папиросой во рту. В результате хрестоматийный текст производил грандиозное впечатление. Но у Евстигнеева была плохая память, и он все время сокращал длинный монолог. Режиссер (Волчек) подошла к артисту и строго сказала:
- Женя! Завтра приедет Вайда. Выучи заново монолог, а то будет безумно стыдно...
На спектакле все шло хорошо.
До монолога Сатина.
- Человек - это я, ты... - начал актер...
Повисла страшная пауза. Евстигнеев от волнения окончательно забыл слова и смог произнести лишь ключевую фразу: “Человек - это звучит гордо!” - после чего затянулся цигаркой и сплюнул...
Волчек в ужасе повернулась к Вайде и увидела, что тот плачет.
- Анджей, прости, он не сказал всех слов!!!
Вайда, промокая глаза платком, ответил с польским акцентом: “Галя! Зачем слова, когда он так играет?!”

Вообще попасть в подобное положение может каждый артист, а вот достойно выйти из него - не всякий. К мастерам выпутываться из пикантных ситуаций относится Георгий Менглет.
Спектакль “Бешеные деньги”. Актриса спрашивает Менглета: “Вы привезли деньги?”
По Островскому, ответ звучит так: “Конечно. Нет. Дело в том, что мой человек обокрал меня и, должно быть, уехал в Америку”.
На что Телятев - Михаил Державин - отвечал ему: “С тем, что у тебя можно украсть, не то что до Америки, до Звенигорода не доедешь”.
И вот Менглет на одном из спектаклей на вопрос, привез ли он деньги, вальяжно так отвечает:
- Конечно. Нет. Дело в том, что мой человек обосрал меня...
Пауза. Державин, давясь смехом, переспрашивает:
- Что-что человек сделал?
И не моргнув глазом, Георгий Менглет выдал:
- Что-что, обокрал меня, глухой что ли?

Актер Мартинсон играл Бабу-Ягу, и в театре был его пятилетний сын. В самый важный момент, когда все дети, затаив дыхание, волновались за героя, которого Баба-Яга костяная нога должна была изничтожить, пританцовывая, напевая что-то такое: мол, мы тебя изжарим, мы тебя в прах разнесем, и все это делая с ужимками, — на весь театр раздался крик пятилетнего сына Мартинсона:
“Папа, ты дурак?!”

Вахтанговцы играли пьесу “В начале века”. Одна из сцен заканчивалась диалогом:
- Господа, поручик Уточкин приземлился! - Сейчас эта новость всколыхнет города Бордо и Марсель!
Однако вместо этого актер, выбежавший на сцену, прокричал:
- Поручик Уточкин... разбился!
Его партнер озабоченно протянул:
- Да... сейчас эта новость всколыхнет город Мордо и Бордель!

На вахтанговской сцене идет “Антоний и Клеопатра”. В роли Цезаря - Михаил Ульянов.
События на сцене близятся к развязке: вот-вот Цезаря истыкают ножами...
А по закулисью из всех динамиков разносится бодрый голос помрежа:
“Передайте Ульянову: как только умрет, пусть сразу же позвонит домой!”

Сцена дуэли Тибальда и Меркуцио. Как нам стало известно, Тибальд должен смертельно ранить Меркуцио и сбежать. А истекающему кровью Меркуцио следует пропеть для Ромео “Чума на оба ваши дома” и умереть.
Во время поединка Меркуцио случайно ломает бутафорский меч Тибальда, и у того в руках остается только эфес. Тогда Тибальд, не придумав ничего лучшего, отбрасывает обломок меча и душит Меркуцио, как Отелло Дездемону. Вернее, только пытается придушить, поскольку агонизирующему Меркуцио ещё нужно пропеть несколько строк текста и только после этого упасть. В данном случае – задушенным.
Говорят, на той же сцене некоторое время спустя Отелло пришлось зарубить мечом Дездемону. Но уже по каким-то другим причинам.

50-е годы. На сцене Театра Советской Армии идет огромнейший по масштабам спектакль, что-то на тему “Освобождение Сталинграда”. 200 человек массовки, пушки, танки, все дела.
В финале спектакля главный герой, играл которого Андрей Дмитриевич Попов, изображая смертельно раненого бойца лежит на авансцене и тихим голосом просит: “Дайте мне воды из Волги свободной испить”.
По рядам передают каску с водой. Он выпивает, вода проливается на гимнастерку, падает замертво и - занавес.
В тот вечер был у Попова день рождения.
Друзья-актеры долго готовили ему сюрприз и вот, кому-то пришла идея, налить ему в каску ...бутылку водки. Злая шутка, мягко говоря, но, тем не менее, налили.
Конец спектакля, Попов просит “дать ему воды из Волги испить”, по рукам огромной массовки плывет каска, в кулисах стоят костюмеры, гримеры, даже “мертвые” немцы приподнимают головы - посмотреть, как он будет пить?
Попов берет каску, глотает, замирает на секунду... и продолжает пить до конца. Наконец отрывается, возвращает каску стоящему рядом бойцу и говорит: “Еще!”.
Вся массовка начинает корчиться от смеха...
Медленно плывет занавес, скрывая это безобразие...

Спектакль театра Сатиры. Ширвиндт играет роль старого повесы, всю ночь таскавшего взрослого сына своей старой любовницы по злачным местам. В пути они где-то потерялись, Ширвиндт приезжает к нему домой один и и почтенная матрона набрасывается на него со страшными обвинениями.
Заканчиваться монолог должен был словами: “Где мой сын?”
Актриса, от волнения видно, оговариватся, причем громко
- “Где мой сыр?”
В зале тишина. Невозмутимый Ширвиндт, с ухмылкой поглядев на нее, отвечает: “Я его съел!”

Актер Милославский очень любил эффектные сцены и шикарные выходы. Любимой ролью была роль кардинала Ришелье. Была там сцена, где король и придворные долго ожидают кардинала, как вдруг докладывают: “Кардинал Ришелье”!
Все замолкают, эффектная пауза — и торжественно появляется Ришелье.
Роль слуги, который произносит эти два слова, была поручена молодому актеру. Милославский его нещадно муштровал, заставляя без конца повторять реплику: “Кардинал Ришелье”
Бедняга-актер жутко волновался. И вот спектакль... Король и двор замолкают... Небольшая пауза... И слуга выпаливает: “Радикал Кишелье!”
Милославский в бешенстве выскакивает на сцену и набрасывается на несчастного: “Ришелье! Ришелье! Ришелье! И не радикал, а кардинал! Кардинал, каналья!”

В финальной сцене “Маскарада” молодой актер должен был, сидя за карточным столом, произнести нервно: “Пики козыри”, задавая этим тон всей картине. От волнения он произнес: “Коки пизари”, придав сцене совершенно другой, комический характер.

Владимир Спиваков приехал с концертом в какой-то небольшой российский городок вместе с концертмейстером. Директор Дома культуры недовольно спрашивает:
“Как, вы только двое приехали?” - “Да, а что?” - “В афише же написано: Бах, Гендель, Сен-Санс”.

***

Актер забыл слова. Суфлер шипит:
- В графине вы видите мать! В графине вы видите мать!
Актер берет со стола графин и, с удивлением глядя туда:
- Мама, как ты туда попала??!

В каком-то спектакле раздается выстрел, графиня восклицает: “Что это!”, вбегает слуга и кричит: “Ваш муж!”, графиня: “Мой муж, ах!”, и падает в обморок. Идет спектакль, раздается выстрел, графиня: “Что это!”, вбегает слуга и, то ли от волнения, то ли с бодуна, кричит: “Вах мух!”, графиня: “Мох мух, ах!”, и падает в обморок.

– Одно время в театрах было запрещено пользоваться стартовыми пистолетами. Категорически приписывалось пользоваться на сцене макетами оружия, а выстрелы подавать из-за кулис. В одном театре на краю каменоломни стоит связанный комсомолец, а фашист целится в него из пистолета. Помреж за кулисами замешкался. Выстрела нет и нет. Фашист ждал-ждал и в недоумении почесал себе висок дулом пистолета. В этот самый момент грянула хлопушка помрежа! “Фашист”, будучи артистом реалистической школы, рухнул замертво. Тогда комсомолец, понимая что вся ответственность за финал легла на него, с криком “Живым не дамся!” бросается в штольню. Занавес.

Однажды один известный конферансье подбежал на концерте к замечательной певице Маквале Касрашвили: “Лапулек, быстренько-быстренько: как вас объявить? Я люблю, чтобы ориганальненько!!!” “Ну... не надо ничего придумывать, - ответила Маквала. - Просто скажите: “Солистка Большого Театра Союза ССР, народная артистка Грузинской ССР Маквала Касрашвили!” “Фу, лапулек, - скривился конферансье, - как банально! Ну ладно, я что-нибудь сам!..” и возвестил: “А сейчас... на эту сцену выходит Большое Искусство! Для вас поет любимица публики... блистательная... Макака! Насрадзе!!!”

В Большом театре идет премьера “Бориса Годунова”. Актер, играющий роль царя, вместо слов: “О горе мне, я... червь смердящий... “, выдал: “О, горе мне, я смерд, я червь сердящий! О, господи! О, что я говорю! “

Выдающийся негритянский актер Айра Олдридж обладал бешеным темпераментом. Его коронной ролью был Отелло. В финальной сцене он так “накалялся”, что у него изо рта шла пена, а глаза наливались кровью. Исполнительницы роли Дездемоны панически боялись играть с ним.
Известный театрал Стахович спросил Олдриджа, как прошли его гастроли в Москве с Никулиной-Касицкой — Дездемоной. Олдридж ответил, что она очень нервничала и добавил:
“Все эти слухи сильно преувеличины. Я сыграл Отелло более трехсот раз. За это время задушил всего трех актрис, зарезал, кажется, одну. Согласитесь, что процент небольшой. Не из-за чего было так волноваться вашей московской Дездемоне”.

В ТЮЗе шла “Жестокость” - драматическа история о вере, предательстве, любви. Там была массовая сцена захвата главаря банды Воронцова. Психологически эпизод был выстроен сложно, в нем проявлялись противоречия и вся бессмысленность гражданской войны.
Как иногда случается в театре, заболел актер, не пришел на спектакль. Его немое появление на сцене попросили сыграть бутафора.
- Понимаешь, нужно всего-то наброситься на Воронцова и свалить его с ног, - объясняли ему.
- Я все знаю, не надо меня учить...
Выходит на сцену и бросается вместо Воронцова на совсем другого героя спектакля, валит его на пол (надо заметить, парень он был здоровый), не слыша зловещего шепота: “Кого, гад, валишь”.
Спектакль как-то надо было спасать. Исполнитель роли Воронцова хватает первого попавшегося парня из массовки, валит на себя, а на возглас: “Врешь, не уйдешь”, - отвечает: “Да не уйду, не уйду...”

Олег Павлович Табаков , всегда замечательно разыгрывал и подначивал друзей и коллег. Единственным человеком, который ни разу не попался на его хитрости, был Евгений Евстигнеев. Он умел вовремя обнаружить подвох и избежать подначек. Все-таки и он однажды попался, но гениально вывернулся и даже остался в выигрыше.
Шли съёмки фильма “Продолжение легенды” про большевиков, в котором Евстигнеев играл старого большевика, а Табаков — юного романтика. Они должны были познакомиться и пожать друг другу руки. И вот Табаков незаметно набрал в ладонь липкого вазелина и пожал рабочую руку Евстигнеева. Все, кто знал о готовящейся провокации, особенно внимательно наблюдали за Евстигнеевым.
Евстигнеев же не только сумел остаться бесстрастным, но и начал блестящую импровизацию. Как бы от избытка чувств он вскинул измазанную вазелином ладонь и начал ласково гладить Табакова по волосам и щекам...