ГЕНИЙ ОДНОЙ КОМЕДИИ • Смерть Вазира Мухтара: желал ли ее Александр Грибоедов?

 “А судьи кто?”
 А.Грибоедов
Холодный пыльный воздух проникал через открытое окно, колебал пламя свечи, и тогда угрожающе метались густые черные тени. За стенами посольства забылся сном озлобленный Тегеран.
 В своем кабинете в наброшенном на плечи халате расположился у камина российский полномочный посол Александр Сергеевич Грибоедов и тщательно просматривал бумаги - шифрованные послания, письма, счета. Ненужные бросал в огонь.
 Завтра предстоял тяжелый день. Сложившаяся вокруг посольства раскаленная обстановка стала, пожалуй, даже взрывоопасной.
 Вчера прибежал армянин и, пугливо озираясь, прошептал Грибоедову, что собравшиеся муллы, следуя шариату, объявили ему джихад - священную войну.
 Персы его ненавидели. За унизительные условия Туркменчайского мира, составленные Грибоедовым, по которому они теряли Нахичеванское и Эриванское ханства. За обременительную контрибуцию, за холодность и надменность на официальных приемах. Александр твердо придерживался установленного им же правила: “На словах и в переписке не сохранять тона умеренности - персияне его причтут к бессилию. Угрожать им бунтом за бунт. Угрожать, что возьмем все их провинции в Южном Азербайджане”.
 Грибоедов потянулся за очередной бумагой. Прочитав, бросил в камин. Задумался.
 Заключая мирный договор с персами, он проявил упорство, азиатскую хитрость и тонкую дипломатию.
 Его вызвали в Петербург. Вице-канцлер Нессельроде принял Грибоедова в своем кабинете, пожал руку, не скрывал, что доволен проделанной им работой. Россия прочно закрепилась на южных отрогах Кавказа. Ему пожаловали чин статского советника, орден и четыре тысячи рублей золотом. И поздравили с новым назначением: полномочный российский посол в Персии.
 Александр медлил с ответом, колебался. Он понимал, что для него - автора Туркменчайского договора - поездка в Тегеран чревата смертельной опасностью. Персы только затаились. Там, в Тегеране, продолжится скрытая война, и он, несомненно, станет ее заложником.
 Он привык в своей жизни смотреть опасности в лицо. Многие принимали его за кабинетного тихоню, человека деликатного и скромного. Впечатление усиливали очки, стихотворчество и сочинительство непритязательных фортепианных вальсов.
 Но нет, был он не таков! В войну 1812 года, не колеблясь, записался добровольцем в армию, пошел в гусары под командование графа Салтыкова. Стрелялся бесстрашно с известным бретером Якубовичем. Противник целил в живот, но попал в руку. Якубович язвительно прокричал ему: “По крайней мере играть перестанешь!” Рана зажила, но плохо слушались большой и указательный пальцы. А Александр хладнокровно целил в голову. Пуля просвистела под ухом.
И впоследствии всегда был готов стреляться с любым наглецом, посмевшим его оскорбить...
Вице-канцлер с тревогой наблюдал за Грибоедовым, ожидая ответа. Александр безмятежно улыбнулся:
 - Я принимаю назначение.
И хотя понимал, что направляется в логово ничего не забывшего врага, не было у него иного выхода. Он должен был служить, ибо попросту был нищ. Матушка разорена, а полученные червонцы помогут ей отбиться от кредиторов. А он не имел даже крова над головой. Был рад служить, да вот прислуживаться - не в его характере.
 * * *
Александр оторвался от бумаг, закурил. Не торопясь, вкушал горьковато-сладкий вкус табачного дыма. Подбросил в камин сухое полено. Долго, не мигая, смотрел на огонь.
 * * *
 Но отсылали Грибоедова в далекую Персию не только как ловкого опытного дипломата. Был еще один весьма веский повод - его комедия “Горе от ума”, без почитания высмеивающая столпов общества, перемежаемая язвительными остротами, полная вольнодумства и неуважения к властям.
 Автор ее нежелателен в Петербурге. Кто его знает, возьмет и сочинит еще одну пьеску и потрясет общественные устои. Нет, нет, достаточно понасмешничал над российскими порядками!
 Когда Грибоедов, дав согласие и откланявшись, закрывал дверь кабинета, ему послышалось, что вице-канцлер облегченно вздохнул.
 Несмотря на заслуги перед отечеством, в верхах Александра считали человеком ненадежным. И не только из-за его комедии.
 После путча на Сенатской площади Грибоедова арестовали. Его допрашивал генерал Левашов. И тому были основания: Александр был знаком с декабристами, дружил с отправленным на виселицу Рылеевым. Впрочем, сам Александр о путче отзывался весьма нелестно:
 “Сто прапорщиков хотят изменить весь государственный быт России?”
 Такого человека, дабы сохранить спокойствие в обществе, надо было предварительно за заслуги обласкать, а затем под благовидным предлогом выдворить за пределы России.
 А комедию Александра не печатали: на “Горе от ума” наложила запрет цензура. На одном из званых обедов Крылов, небрежно закладывая за ворот салфетку, оглядел его из-под припухших век равнодушным взглядом:
 - Помяните мое слово, Александр Сергеевич, комедию вашу напечатают лишь после вашей кончины.
 А Грибоедов мечтал увидеть ее на подмостках петербургских театров!
 Но комедия его разошлась по России. Писаря вместо положенной им работы аккуратно переписывали его “Горе”. Ее взахлеб читали, учили наизусть. Растащили на изречения и пословицы. А молодые люди копировали Пушкина бакенбардами и Грибоедова - очками и безупречным пробором тщательно причесанных волос.
 Но была еще одна тайная личная причина, побудившая Александра принять предложение служить в Персии. Он согласился на поездку, из которой, он это знал, скорее всего, не было возврата. Ибо была боль, отравившая ему жизнь, - написанная им пьеса “Горе от ума”.
 Какая-то непонятная творческая судьба была у него! Все говорили, что он создал гениальную комедию и все ждали дальнейших шедевров. Увы! Словно выплеснувшись талантливейшим творением, комедия вобрала в себя весь его творческий дар. Его почитатели интересовались, не написал ли он что-то новое, желали вновь наслаждаться его остротами, разгадывать его затаенные мысли - а он молчал.
 Он не оправдал их ожиданий. Пушкин выплескивался каскадом новых блестящих произведений, а он - молчал.
 Быть известным как автор одной комедии - в этом было что-то достойное насмешки и вызывало недоумение. А, возможно, “Горе от ума” и не его творение?
 Он не мог беззаботно вкушать даримые жизнью удовольствия с таким тягостным отчаянием в душе!
 Нет, нет, он пытался творить! Сочинил несколько незамысловатых стихотворений - скорее для себя, чем для читателей. Написал трагедию “Грузинская ночь”. Но быстро понял, что трагедия тяжеловесна и посредственна. К примеру:
 “И что мне в чудесах
 и в заклинаниях напрасных!
 Нет друга на земле и в небесах,
 ни в боге помощи, ни в аде для несчастных!”
 Какие неуклюжие фразы!

 * * *
 Просматривая очередную пачку бумаг, увидел неотправленное письмо Нине. И похвалил себя, что оставил ее в Тебризе. Он любил Нину, прелестную шестнадцатилетнюю грузинскую княжну. Но, возможно, он женился на ней, чтобы не оставаться одному со своими мыслями, убежать от невыносимого тягостного состояния?
 Александр перечитал два хрустящих листка, безжалостно бросил в огонь.
 * * *
 Нежелательные события в Тегеране назревали давно. Вначале на городском базаре избили его личного слугу. Затем он стал ощущать, даже как будто осязать растущую ненависть на улицах и в шахском дворце. И чувствовал тяжелую руку английского посла полковника Макдональда, подогревавшего эту ненависть.
 По Тегерану поползли искусно распускаемые слухи, что русский посол не скрывает презрения к персам, что Вазир Мухтар (так его прозвали) переманивает армянок для отправки в державу русского царя.
 Недавно попросил его покровительства изувеченный персами армянин Якуб Маркарян, добившийся при шахском дворе высокого положения и названный мусульманами Ходжой Мирзой Якубом.
 По условиям заключенного мира Грибоедов взял его под свою защиту и приютил в посольстве. Когда персы потребовали отдать им собственность шаха - Хаджу Мирзу Якуба, Грибоедов холодно заявил, что человек находится под защитой российского государства и не может быть выдан на растерзание. Собравшиеся на духовный суд муллы объявили послу-кяфиру джихад.
 * * *
 Последним документом, отправленным в огонь, была копия послания к Нессельроде, в котором Александр подчеркивал отсутствие ответов на его донесения. Петербург угрюмо отмалчивался, жалование задерживал.
 * * *
 Завершив разбор бумаг, Александр почувствовал облегчение. А ночь завершилась, и за окном быстро утверждалось южное утро. И глядя на теплый радостный свет всходившего солнца, Грибоедов вздохнул полной грудью и невольно подумал:
 “А вдруг шах призовет их к порядку?”
 Но нет, за окном явственно слышался усиливающийся шум.
 Он доносился из-за ворот, с улицы. Это был топот тысяч ног. К посольству стекалась городская чернь: базарные торговцы, дервиши, нищие, воры, подмастерья, вооруженные топорами, кинжалами, тяжелыми палками. В сгущавшейся огромной толпе скрывались шахские солдаты с ружьями.
 Послышались первые удары о ворота. Грибоедов вызвал слугу, надел обшитый золотом мундир. У него возникло странное ощущение, что наконец-то решаются все его проблемы. С этой мыслью он поправил очки, надел треуголку и спустился во двор.
 Посольство охранял караул - тридцать казаков, они ждали его. Грибоедов хладнокровно организовал оборону. Взяв ружье, встал в первом ряду. Место рядом с ним, обнажив шпагу, занял Карл Федорович Аделунг - второй секретарь посольства. Они обменялись понимающими взглядами.
 Послышался треск: под напором ревущей толпы рухнули ворота. Растаптывая упавших, чернь хлынула во двор.
 Раздался первый залп охраны. Нападавшие попятились, но воодушевляемая криками дервишей переполненная ненавистью толпа вновь двинулась вперед. Раздался еще один залп, но клубящийся поток уже достиг защитников посольства. Под натиском запрудившей двор озверевшей черни растаял отчаянно державший оборону небольшой отряд.
 Несколько дней фанатики глумились над растерзанными телами...
 * * *
 Генерал Паскевич, узнав о случившемся, решил двинуть в Персию полки, но быстро одумался и запросил разрешения у Петербурга. Его попридержали.
 Персы выразили крайнее сожаление. Что взять с фанатиков? Безумные звери, толпа!
 Из Тегерана в Петербург было с извинениями отправлено специальное посольство во главе с Хозрев Мирзой. Принц преподнес царю как компенсацию за убийство русского посла чистой воды алмаз Шах-Надир из сокровищницы правителя Персии. Николай Первый благосклонно принял подношение. Хозрев Мирзу окружили почетом и вниманием.
 А в министерстве иностранных дел пришли к выводу, что Грибоедов вел себя в Тегеране неразумно и опрометчиво. Персам простили из недоплаченной контрибуции четыре миллиона рублей серебром.
 * * *
 В кругу друзей известный московский актер Щепкин задумчиво произнес:
 - Грибоедов мог спастись, но давно обуреваемый болезненным самолюбием и не умея создать ничего равным гениальному “Горю”, давно мечтал о смерти и сам бросился в толпу мятежников и погиб, нисколько не сопротивляясь.
 Он не добавил только при этом, что Грибоедов погиб, не поступившись своими принципами и не уступив наглым требованиям врагов.
 Он расстался с жизнью, потому что она была ему невыносима

 Михаил ХАРИТОН