Брайтон-Бич Опера - 19

Шахматно-шашечный клуб
№44 (340)

Жизнь взаймы

- Ну, о’кей, - говорит Алик. - Собственно говоря, что ты теряешь? Ничего, правильно?
- Ничего, кроме самого главного, - говорю я. - Моей кредитной истории, потеряв которую, я потеряю все.
- Брось, - говорит Алик. - Тебе никогда не казалось, что слухи о ее значении несколько преувеличены?
- Кредитная история - это основа основ американской жизни, - говорю я. - Если я сейчас объявлю себя банкротом, я никогда не смогу ни дома купить, ни машины.
- Ты что, собираешься покупать дом или машину? - говорит Алик.
- Нет, - говорю, - но вдруг потом когда-нибудь соберусь. К тому же у меня никогда больше не будет кредитных карточек. Мне ни один банк не даст ни цента в долг. Даже просто снять квартиру - и то будет нелегко, потому что сегодня все на каждом шагу кредитную историю проверяют. Даже при приеме на работу иногда.
- Но-но-но, - говорит Алик, размахивая пальцем перед самым моим носом. - Это все мифы. В реальности все по-другому происходит. Я узнавал. Когда ты объявляешь банкротство, с тебя списываются все не обеспеченные никаким залогом долги. В первую очередь то, что ты должен по кредитным карточкам, плюс медицинские счета, банковские ссуды, кроме закладных, и прочее. Единственное, чего нельзя списать, - это налоги, которые ты государству нашему любимому должен, студенческие займы, алименты и штраф за совершение уголовных преступлений.
- Я никаких уголовных преступлений не совершал, - говорю я. - Насколько я знаю, конечно. У них ведь тут каждый день уголовный кодекс меняется. Скоро, может, и за сигареты сажать начнут.
- Ну это когда еще будет, - говорит Алик. - Пока, значит, тебе не о чем беспокоиться. Сколько ты по кредиткам должен?
- Мелочевку, - как можно более беззаботным голосом говорю я. - Тысяч пятнадцать. Я читал, что у среднестатистического американца долг по карточкам восемнадцать штук составляет. Так что у меня все еще не так уж и плохо.
- У среднестатистического американца одна грудь и одно яйцо, - говорит Алик и без всякого интонационного перехода спрашивает: - И ты что, продолжаешь платить?
- Стараюсь, - говорю я. - Не всегда получается. В последнее время особенно. Но выхода-то нет. Они и так уже грозятся в суд потянуть.
- Я же тебе русским вроде языком объясняю, - говорит Алик. - Банкротство надо объявить, и дело с концом.
- Кредитные карточки - это одна из самых страшных ловушек, какие только есть на свете, - встревает Давид Рипштейн - друг моего троюродного брата Ильи, в квартире которого мы сейчас все и находимся. Его жена Нина ужин вкусный приготовила. Остальное мы с Аликом сами принесли. Правда, как теперь выясняется, недостаточно, но все равно лучше, чем всухомятку жевать. А не хватило нам потому, что Илюшин старший сын Дима с нами, и Игорь тоже. На них-то мы не рассчитывали ведь.
- Никак не могу с этим согласиться с тобой, Додик, - подчеркивая голосом его уменьшительное имя, под которым он вообще-то и известен в нашей компании, говорю я, так как очень сердит на Давида за то, что он только бутылку «Манишевица» принес, а его пить невозможно - слипается все. - Кредит - это основа рыночной экономики. Без него не может быть развития бизнеса. Плюс вспомните, как мы жили в Союзе когда-то. Молодые люди заканчивают институт, женятся, заводят семью, а жить им негде. Когда, например, мой брат родился, мы жили с ним, с родителями, с бабушкой и с дедушкой - вшестером в одной комнате в коммунальной квартире. А вот если бы мои родители могли взять деньги в кредит...
- Долго вы так жили? - спрашивает Давид.
- Ну, - говорю я, - полгода примерно.
- А потом что произошло?
- А потом, - говорю я, - маме моей от работы квартиру двухкомнатную дали.
- В кредит?
- Почему в кредит? - говорю я. - Говорю же: от работы. От Госплана.
- Подарили, значит? - говорит Давид.
- Ничего не подарили, - говорю я. - Она работала там.
- За работу она зарплату получала, - говорит Давид. - И вообще, сколько она в Госплане этом просидела?
- Еще пару лет, по-моему, - говорю я. - Потом в бюро переводов перешла.
- А квартиру отняли? - спрашивает Давид.
- Нет, конечно, - говорю я. - Кто же в Союзе квартиры отнимал?
- Вот это и называется - подарили, - говорит Давид. - А теперь прикинь: здесь тебе кто-нибудь квартиру запросто так подарит?
- Здесь это не нужно, - говорю я. - Здесь каждый работающий человек с хорошей кредитной историей может сам себе все купить - в рассрочку. Не надо ждать, пока ты на хорошую квартиру или даже на дом накопишь. Берешь в банке закладную, и все.
- Вот именно, что и все, - говорит Давид. - Как только ты у них деньги взял, тут же попал к ним в вечную кабалу. Отныне они тебя до самой смерти за горло держать будут. И случись с тобой что, все у тебя отнимут - и дом, и все остальное.
- Чушь какая, - говорю я. - Все дома покупают. Это самым выгодным капиталовложением считается. Чем дядьке какому-то чужому всю жизнь рент отдавать, не лучше ли самому себе платить?
- Что значит самому себе? - говорит Давид. - Ты же банку платишь, а не самому себе. Допустим, ты берешь закладную на 30 лет. Так с учетом процентов та сумма, которую они тебе дали, за это время в лучшем случае удваивается.
- С чего это? - говорю я.
- С того, - говорит Давид. - Если, допустим, повезло тебе сильно и тебе под пять процентов ссуду эту долбанную дали, так ты их на 30 лет помножь, и у тебя 150% получится. То есть, русским языком говоря, к первоначальной цене дома ты еще полторы такие же цены банку выложить должен.
- Проценты с налогов можно списывать, - говорит Алик.
- Можно, - говорит Илья. - Хотя вообще-то мне кажется, что это не совсем честно.
- Почему? - говорю я.
- Ну как, почему? - говорит Илья. - Получается, что те, кто снимает квартиры, финансируют домовладельцев. Ведь если один человек недоплачивает налоги даже самым что ни на есть законным образом, то значит, другие платят больше, чем нужно на общественные нужды. Это такой вэлфер для среднего класса, когда я должен дополнительные бабки налоговому управлению выкладывать за то, чтобы Алик мог купить себе дом, понимаешь?
- Я дом Милке оставил, - говорит Алик.
- Тем более, - говорит Илья. - Получается, что я плачу налоги, чтобы Милка могла со своим новым американским другом в отдельном доме жить. Причем, чем дороже дом, тем больше процентов его владелец списывает и тем больше, получается, мы с тобой, Лёш, за него доплачиваем. То есть это не только для среднего класса вэлфер, но и для миллионеров, которые, реально говоря, все эти особняки свои на наши налоги покупают.
- Но все равно людям выгодно, - говорю я. - Иначе никто бы домов не приобретал.
- Это еще как посмотреть, - опять встревает кажущийся мне все менее и менее симпатичным Давид. - Собственный дом делает человека рабом. Навсегда. Отныне потеря работы для него смерти подобна, потому что тогда он за дом платить не сможет. Государству это нравится - такой человек уже ни о чем другом, кроме как о своих долгах и кредиторах, думать просто не способен. Буржуины довольны - даже те люди, у кого бабок нет, все равно дома и машины покупают. Банкам выгодно - не то слово. Весь народ, получается, горбатится всю жизнь, чтобы, скажем, за 200-тысячный дом в конечном итоге штук 400, а то и побольше, банку отдать.
- Но зато дом всегда продать можно, - говорю я.
- Ты пробовал когда-нибудь дом продать? - говорит Давид и даже не дожидается моего ответа, потому что он и так очевиден. - Для того чтобы дом удвоился в цене, надо, во-первых, чтобы рынок недвижимости вверх шел и чтобы экономика процветала. Во-вторых, придется немереные бабки в поддержание хозяйства вбухивать. Ремонты всякие, прибамбасы, усовершенствования. В-третьих, надо, чтобы дом твой в таком хорошем районе стоял, где люди, способные сотни тысяч у банка занять, жить захотят. То есть надо, чтобы там школы были приличные, и соседи тоже. Ну, ты меня понимаешь... Тут надо с большим умом район выбирать, и по многу лет в одном доме жить, чтобы потом на этом заработать. Что же касается списывания процентов по закладной, то это тоже в общем-то миф.
- Что значит, миф? - говорю я.
- То и значит, - говорит Давид. - Допустим, у Боба какого-нибудь проценты эти, которые он по закладной банку отдает, составляют пять тысяч в год. И вот Боб ходит невероятно счастливый и всем рассказывает, что он пять штук сэкономил, с налога их, видите ли, списал. То, что, как Илья совершенно правильно заметил, это мы с тобой за него доплатили, его, естественно, не колышет ни в малейшей степени. А вот то, что не сэкономил он никаких пять штук, должно было бы волновать, но он этого не понимает.
- И я не понимаю, - говорю я.
- Сейчас объясню, - говорит Давид. - Давай для легкости на пальцах все прикинем. Допустим, у Боба и жены его Джуди совместный годовой доход - пятьдесят штук, и с них они 25% федерального налога платят. В реальности другая сетка, конечно, но я специально круглые цифры беру, чтобы понятнее было, ладно?
- Ладно, - с готовностью соглашаюсь я.
- Значит, они за год заплатили казне двенадцать с половиной штук налога, - говорит Давид, - правильно?
- Правильно, - говорю я.
- А потом те пять штук, что они банку подарили, с налога своего списывают, - говорит Давид. - И получается, что они всего с 45 тысяч налог должны платить, то есть им возвращают не сами пять штук, а только те 25% от них, что они казне переплатили. Если ты на калькуляторе посчитаешь, то это 1 250 долларов получится.
- Тоже неплохо, - говорю я. - Мне бы кто-нибудь столько вернул.
- Вернул из чего? - говорит Давид. - Ты же пять штук никому не отдавал. А они отдавали. Причем абсолютно неизвестно за что, подчеркиваю. И это ведь только проценты. Им ведь и основную сумму тоже выплачивать надо плюс налоги всякие на недвижимость и еще болт знает что. А это все уже вообще ниоткуда не спишешь. В общем, при такой налоговой ставке, как у Боба и Джуди, получается, что им для того, чтобы 25 центов вернуть, сначала надо доллар дяде из банка подарить в благодарность за то, что он согласился их к себе в рабство взять. Понятно теперь?
- Почти, - говорю я. - А почему же все тогда дома покупают?
- Потому что здесь специально квартир мало строят, - говорит Давид. - Чтобы они дорогие были. Плюс обработка идет страшная - американская мечта называется: всю жизнь человека уговаривают, что, чем восемьсот долларов за какую-нибудь убитую хату платить, лучше якобы тысячу двести за дом. Человеку приятно - он себя домовладельцем чувствует, а то, что он вместо хозяина квартиры банку платит, - об этом он как-то и не задумывается. Вырастет ли дом в цене - это, как мы говорили, еще посмотреть надо. Если в нем сломается что, из своего кармана платишь (а в квартире к тебе придут и за трешку все починят). Продать его уметь надо, да при этом еще комиссионные агентам давай, да еще налоги с той суммы, которую ты за него, может быть, когда-нибудь выручишь, - тоже. На круг чушь собачья получается. Морочат народу голову - вот и все. А остальная кредитная система - еще смешнее.
- Что ты имеешь в виду? - говорю я.
- Да все, - говорит Давид. - Все остальное, что люди в рассрочку покупают. С домом, допустим, действительно есть шанс, что он в цене вырастет, а остальное-то - точно уж никогда. Взять хоть автомобили, например. Тот же Боб наш, скажем, одалживает тридцать штук, чтобы купить себе машину новую. В тот момент, когда он только выехал на ней с территории магазина, ее цена сразу на пять штук опустилась, потому что тачка эта теперь подержанной считается. А процент, под который он у банка ссуду брал, уже пошел. Тут вообще цирк полный. Он с учетом процентов в полтора-два раза больше в итоге заплатит за вещь, которая после всех его выплат будет в лучшем случае 10% от своей первоначальной цены стоить. И все остальное так - компьютеры, мебель, бытовая техника всякая. Покупая в рассрочку, человек вдвое иногда переплачивает за заморочку какую-нибудь, стоимость которой с каждым днем только уменьшается. Но главный прикол - это все-таки кредитные карточки, конечно.
- А что кредитные карточки? - говорю я. - Это же так удобно. Не надо денег наличных с собой носить. По интернету все покупать можно. И когда путешествуешь. Или если увидел что нужное, а с собой всего десятка.
- Да, - говорит Давид, - это все верно. Действительно удобно, если ты сразу же всю одолженную сумму выплачиваешь, в тот же месяц. А если нет, то все удобства тут же испаряются, как летний туман в зимнюю ночь. Многие лопухи радуются - вот, мол, купил я пиджак кожаный за пятьсот долларов на карточку, а счет приходит - только двадцатку заплатить просят. Minimum payment называется. Но ты им эту двадцатку отдаешь, а в следующем месяце новый счет - 500 баксов по-прежнему за тобой, и опять всего двадцатка - минимальная выплата. Так год проходит, и даже если ты ничего больше на эту карточку не покупал, то получается, что за пиджак свой ты еще не и не начинал расплачиваться, а 240 долларов карточке уже накапало. Нормально? А люди ведь одним пиджаком обычно не ограничиваются. В одном пиджаке же на улицу не пойдешь. К нему, как ни крути, еще и рубашка нужна, и брюки какие-никакие, и туфли. Причем под кожаный пиджак кроссовки дешевые тоже хрен наденешь. «Гуччи» нужно. У тебя на них денег нет? Но на кредитке-то еще осталось - почему бы не купить? Вот и получается - вечная музыка с барабанным боем и соло на трубе.
- Я в газете читал, - говорит Алик. - Одни умники подсчитали тут, что, если ты карточке пять штук должен и только минимум каждый месяц платить будешь, то для того, чтобы рассчитаться с ними, у тебя двадцать один год и пять месяцев уйдет. И за это время ты вместе с процентами им 9 757 долларов и 98 центов отдашь. То есть почти вдвое больше, чем они тебе давали.
- Ну, можно же сразу все выплачивать, - говорю я.
- Можно, конечно, - говорит Давид. - Только что же ты вот, например, не выплачивал? Откуда у тебя пятнадцать штук долгу накапало?
- Это же не на одной карточке, а на нескольких, - говорю я. - А потом там же сам знаешь как - проценты на проценты на проценты и еще раз на проценты. Но все равно ведь удобно.
- Ну, конечно, - говорит Давид. - Это банки для твоего удобства стараются. Это они, чтобы тебе легко и приятно жить было, кредитные карточки придумали. Неужели ты не понимаешь, что они все заодно - и банки, и магазины? Когда у человека наличные в кармане, он десять раз подумает: покупать ему вещь какую-то или, может, он и без нее перетопчется как-нибудь. А карточка снимает все ограничения. Вроде бы и не деньги платишь, а так - протянул кусочек пластика, расписался, взял покупку и пошел. Магазинам выгодно, потому что иначе ты мог бы эту вещь вообще никогда не купить. Но банкам выгодно вдвойне. Они ни к производству, ни к транспортировке, ни к хранению, ни к рекламе этого товара никакого отношения не имеют, но наживаются на нем больше всех. Сначала они с магазина берут определенный процент от его стоимости. Это вообще ни за что. Вернее, за то, что они своей карточкой помогли продавцам тебе какую-нибудь штучку впендюрить. А потом, если ты в первый же месяц не выплатишь им все, они и с тебя еще три шкуры сдерут. Не, чтобы у банков деньги брать - это очень сильно не любить себя надо.
- Вот именно, - говорит Илья. - И в России с перестройкой точно так же было. И до сих пор продолжается. Да и не только там. Потому что банки ведь не только с индивидуальными, так сказать, лопухами эти фокусы прокручивают. Сегодня все уже на широкую ногу поставлено, на государственную основу. Специальные организации создали - Всемирный банк, Международный валютный фонд, чтобы сразу целым странам в долг давать. Аж в очереди стоят - кто первым даст. Бывает, и до драки доходит. Финансовая помощь называется или инвестирование, типа благодетели они великие, и все им по гроб жизни ноги целовать должны. А на самом деле - тот же самый лохотрон, только не на одного лоха рассчитанный, а уже на целый народ.
И там не на сотни и не на тысячи счет идет. Сами прикиньте, выделяют они Бразилии какой-нибудь сорок миллиардов помощи этой так называемой. В качестве огромного одолжения под смешной совсем интерес - ну, скажем, пять процентов в год. Всего-то ничего. Но от сорока миллиардов это сразу два миллиардика получается. Просто так. Ни за что.
- Как это, ни за что? - говорю я. - Они же рискуют.
- Ничем они не рискуют, - говорит Давид. - Почти все эти займы правительством гарантируются, а ему вообще без разницы, потому что оно само же все эти зеленые бумажки и печатает. Ребенку понятно, что никогда Бразилия ничего не сможет выплатить, а ей все новые и новые кредиты предоставляют. Почему? Да потому, что они на процентах одних все равно кучу бабла заработают, а плюс к этому еще на целую страну вечное ярмо наденут.
- Не знаю, - говорю я. - Россия вот, например, аккуратно все долги выплачивает.
- Ну и очень глупо делает, - говорит Давид. - Я вообще подозреваю, что правительство тамошнее держат только для того, чтобы они эту выплату кредитов обеспечивали. Ни одна страна, заметьте, ничего не выплачивает. Все отсрочек требуют, списания, реструктуризации. Одни русские по всему миру носятся и у каждой банановой республики спрашивают: «Скажите, а вам мы, случаем, ничего не задолжали? А то запросто отдать можем. У нас ведь долларов этих - хоть одним местом их ешь.»
- Ну и зачем они, по-твоему, это делают? - спрашиваю я.
- Я же говорю: работа у них такая, - терпеливо объясняет Давид. - Плюс им обещают за это кредитный рейтинг повысить. А что этот кредитный рейтинг-то значит? Всего лишь то, что с ним тебе еще больше денег в долг давать будут - чтобы ты из кабалы этой вообще уже никогда выбраться не смог. То же самое и с кредитной историей. Понимаешь, они обставляют все так, как будто большое одолжение тебе делают, как будто ты еще заслужить должен, чтобы они на тебе наживались. Пугают, стращают. Вот, говорят, смотри, не будешь хорошо себя вести, не позволим тебе по процентам нам вдвое больше того, что ты у нас одалживал, отдавать. Ну, не прикол?
- А что же делать?
- Ничего, - говорит Давид. - Либо вообще кредитными карточками не пользоваться, либо относиться к ним так, как будто это наличность живая. То есть столько по ним тратить, чтобы у тебя всегда в банке достаточная сумма была - в первый же месяц все полностью выплатить.
- Откуда же я столько денег возьму? - говорю я.
- Если нет таких денег, кончай им платить и объявляй банкротство, - говорит Давид.
- Вот и я о том же, - говорит Алик, - а он мне: кредитная история, кредитная история...
- Чушь это все, - говорит Давид. - На могиле у себя, что ли, напишешь: «Proud holder of a spotless credit history»? Каждый год в Америке объявляет банкротство миллион человек. И ничего - жизнь продолжается. Во-первых, как я только что объяснял, эта кредитная история не нужна никому. Банки статьи проплаченные во всех журналах и газетах толкают, чтобы людей убеждать, как все это якобы важно. А на самом деле о значении кредитной истории можно вообще забыть. Это во-первых. А, во-вторых, по-любому, даже после банкротства все восстанавливается. Может, лет семь должно пройти для этого, но потом все стирается, и можно по новой начинать.
- А как же без карточек все это время жить? - говорю я.
- Всегда можно карточку, напрямую связанную с твоим банковским счетом, получить, - говорит Давид. - Ни один банк в этом не откажет. А это та же самая «Виза» или «МастерКард», только потратить по ней больше, чем у тебя на счете лежит, ты никак не можешь. А значит, проценты тебе по ней платить никогда не придется. Что уже плюс огромный. Но только поспешить со всем этим надо, подсуетиться вовремя.
- Почему? - говорю я.
- Республиканцы новый закон подготовили, - говорит Давид, - по которому банкротство от долгов по кредиткам освобождать не будет. Как сейчас не освобождает от студенческих займов и алиментов, например. Закон этот в Конгрессе застрял пока, но они ждут, чтобы выборы прошли, и тогда наверняка его примут. А Буш уже обещал, что сразу все подпишет. Вы же сами знаете, что они только о выгоде буржуинов и пекутся. Банкам-то, поди, эти хохмы с банкротствами давно уже надоели. Так что прикроют эту лавочку скоро - вспомнишь тогда мои слова. Пока не поздно - надо все свои долги закрыть и все возможное сделать, чтобы никогда больше у банков ни цента не брать.
- Не знаю, - говорю я. - Я еще подожду, наверное. Можно же в специальное агентство обратиться, где консультации по кредитным вопросам предоставляют.
- А вот этого я тебе делать категорически не советую, - говорит Давид. - Это самая гнилая штука, какую только придумать можно. Долги они тебе не спишут, а реструктурируют, но кредитную историю испортят. Шут бы, конечно, с ней, но уж лучше под это дело все подчистую раскочегарить. Чтобы уж совсем все в шоколаде было.
- А я слышал, - говорит Дима, - что можно годами долги с одной кредитки на другую переводить и безбедно так жить.
- Можно, - говорит Давид. - Они сейчас полно таких предложений присылают. Переведите, мол, к нам свой долг, а мы с вас первые три месяца вообще никакого интереса брать не будем. Да еще и дополнительную кредитную линию откроем.
- Так это же класс, - говорит Дима.
- Да, - говорит Давид, - класс, конечно, пока не прищучат. Оно же вечно не может так продолжаться. И долги все за тобой тянутся и тянутся. И проценты на них бегут и бегут. Да и, как говорил я уже, прикроют это все скоро. Все, что по кредиткам назанимали, даже на банкротах висеть останется. И что тогда делать?
- А тогда, может, я уже в лотерею выиграю, - говорит Дима.
- Лотерея - это налог на недостаток в голове серого вещества, - говорит Игорь, поднимаясь из-за стола. - И вообще, неужели все только к деньгам сводится?
- Нет, не все, - говорит Дима. - Но денег еще никто не отменял. И не для того мы сюда, кстати, приехали, чтобы в нищете тут жить.
- И ты туда же, - говорит Игорь. - Ладно, пойду я, пока компьютер свободен. Посмотрю, что там на инете нового.
На самом деле уже действительно довольно поздно, и мы тоже начинаем собираться домой.
- У тебя что, правда, так плохо с деньгами? - спрашивает меня Алик, когда мы с ним выходим от Ильи.
- Да как у всех, - говорю я. - Тут же ты знаешь как: либо совсем бедным надо быть, либо - совсем богатым. Хуже всего тем, кто посередине. Ну, ничего, выкручусь как-нибудь. Банкротство - это ведь не конец света.
- А Татьяна знает обо всем этом? - говорит Алик.
- Знает, - говорю я, - но не обо всем. А ты объявление дал?
- Какое объявление? - удивленный неожиданной сменой темы говорит Алик.
- О знакомстве, - говорю я.
- Да, - говорит Алик.
- Ну и? - говорю я.
- Откликнулись две барышни, - говорит Алик. - С одной переписываюсь теперь каждый день. Все никак встретиться не можем. То она занята, то я.
- Понятно, - говорю я. - Ну что, разбежались?
- Подожди, - говорит Алик. - Ты все-таки подумай над тем, что Додик этот говорил. Видно же, что толковый мужик. Здорово фишку всю просекает.
- Подумаю, - отвечаю я, и, когда мы доходим до перекрестка, поворачиваю к своему дому, чтобы не продолжать разговора. Алику, как мне совершенно точно известно, - в прямо противоположную сторону.
(продолжение следует)


Elan Yerləşdir Pulsuz Elan Yerləşdir Pulsuz Elanlar Saytı Pulsuz Elan Yerləşdir