Две дочери двух президентов

Обе они представляли один клан, в девичестве носили одинаковые фамилии, однако по характеру были полной противоположностью друг другу.
Старшая дочь президента Теодора Рузвельта с детства была остра и даже язвительна на язык, долго помнила о нанесенных ней обидах, всегда была не прочь подстроить ближним какую-нибудь каверзу. Возможно, определенной виной тому были обстоятельства. Мать Алисы Рузвельт скончалась через два дня после рождения дочери. Отец нередко забывал о ее существовании, поскольку свободное от сложных государственных обязанностей время посвящал в основном своей новой семье - жене и пятерым детям.
Красивая, элегантная, но чрезвычайно самолюбивая и своенравная Алиса до глубокой старости стремилась к огням рампы, старалась быть на виду. Что уж говорить о молодости! В период, когда ее отец находился на посту президента страны, она шокировала своим поведением и вызывающе дерзкими высказываниями чуть ли не всех высокопоставленных посетителей Белого дома. Одного называла «женихом на свадебном торте», другому могла сказать, что он «сидит так, словно на соленом огурце». У родителей покойной матери она частенько выспрашивала немалые суммы на расходы, что не мешало ей поносить их как «проклятых буржуев». Недаром один из дворецких Белого дома говорил, что своим поведением она из любого законопослушного американца способна сделать отъявленного анархиста.
Ради удовольствия Алиса могла пожертвовать чем угодно, лишь бы эпатировать публику. В 1912 году ее муж Николас Лонгворт решил отказаться от того, чтобы следовать по пятам тестя, и добивался самостоятельного поста в Республиканской партии. Узнав об этом, Алиса организовала митинг протеста, а потом с гордостью заявляла, что именно из-за этого Николас проиграл. Обида на мужа была столь велика, что когда он скончался, овдовевшая Алиса сожгла все его документы и даже его любимую скрипку работы Страдивари. Правду сказать, с этим мужем Алисе не повезло, он был и бабник, и алкоголик.
Больше всех доставалось от нее двоюродному брату - Франклину Делано Рузвельту и его супруге Элеоноре. Про Франклина она говорила, что он годится лишь для того, чтобы «стирать пыль с мебели», что «это такой юноша, которого, конечно, можно пригласить на танец, но никак не на светский обед», что он «на девяносто процентов каша, а на десять - Элеонора», и т.п. В 1940 году, когда Франклин Делано снова баллотировался в президенты, Алиса публично заявила, что с гораздо большим удовольствием проголосовала бы за Гитлера.
Позже на своем пианино она держала портреты сенатора Джозефа Маккарти и Фиделя Кастро, а на стене гостиной - портрет Иосифа Сталина. Современники вспоминают, что и в возрасте 80 лет Алиса продолжала «хулиганить», не упуская случая подколоть кого-нибудь из знаменитостей.
Совсем другой осталась в памяти современников дочь Франклина Делано Рузвельта Анна-Элеонора. У отца она была любимицей. Мать не уделяла ей особого внимания, полностью доверяясь нянькам, а отец времени для дочери не жалел. Часто усаживал ее в седло, и они вместе совершали длительные прогулки по просторному имению Рузвельтов. Когда ей исполнилось 16 лет, она узнала от тетки, той самой Алисы, что отец увлечен другой женщиной, и приняла сторону матери. Однако позже сама пригласила на ужин некую Люси Мерсер, ибо заметила, что отец к ней неравнодушен. Элеонора долго не могла простить дочери этого приглашения.
В семейной жизни она, как и тетка, была не слишком счастлива. Первый брак не удался. Второй муж, журналист, вдруг выбросился из окна отеля, после чего Анна-Элеонора узнала, что и у него был роман на стороне. Третий брак оказался намного удачнее, и последние годы жизни она провела как вполне счастливая и респектабельная светская дама.
В историю семейного клана Анна-Элеонора вошла как «мораль Рузвельтов». Когда Франклин Делано умер, его сыновья старались налево и направо подороже продать все, что было связано с памятью об отце, в том числе права на документальный фильм о президенте. Анна-Элеонора, мать троих детей, нуждающаяся в средствах, обратилась к братьям с гневным письмом: никто не имеет права наживать капитал на имени отца. Она воспротивилась и желанию матери за хорошую плату принять участие в рекламной кампании одной крупной фирмы, которая прежде выступала против «нового курса» Рузвельта. И Элеонора ее послушалась.
Единственное воспоминание мучило Анну-Элеонору до конца жизни: правильно ли она поступила, пригласив на ужин к столу президента Люси Мерсер? Как ни странно, этот вопрос интересует и некоторых современных историков. Эллен Фелдман, например, в недавней публикации дает решительный ответ: дочь поступила совершенно верно, поскольку свидание с Люси укрепило дух президента, а значит, способствовало успеху его государственных дел. Может быть, она и права, кто знает...