КАСАНИЕ ТЬМЫ, ИЛИ ОДНАЖДЫ В НЕГЕВЕ

Даже не взглянув на название станции, Люба отправилась искать междугородный телефон-автомат. В углу вокзального здания она нашла молчаливую шеренгу телефонных кабинок. Посмотрела на часы - два сорок ночи. Не самое подходящее время для звонков, но откладывать разговор с родителями было нельзя.
Люба набрала привычный номер и с облегчением услышала голос матери - даже сейчас, среди ночи, он звучал спокойно и ровно. С отцом, нервным и мнительным, ей было бы говорить гораздо труднее.
- Мама, - сказала Люба. - У меня всё нормально, не пугайся. Мне ничего не угрожает. Но у нас на работе... - она коротко обрисовала ситуацию, не вдаваясь в детали и пояснив, что для собственной безопасности ей нужно сейчас же оставить работу и уехать.
- Я была свидетельницей кое-чего, а статус свидетеля иногда потенциально опасен. Лучше от этого подальше держаться. Я к друзьям уезжаю, уже договорилась обо всём, - успокаивающе сказала Люба. Она старалась изо всех сил, чтобы в голосе её звучала твёрдая уверенность. - Боюсь только одного, как бы преступники к вам не заявились. Не хочу, чтобы вас терзали и спрашивали, где я. Люди они очень жестокие - я боюсь за вас. Уезжайте на Украину - там же твоя сестра живет. А квартиру поручите продать кому-нибудь из своих друзей, Татьяне, например.
Это все очень серьёзно, мама, я ничего не придумываю. С деньгами я вам помогу. Я хорошо получала, деньги есть, я вам немного переведу телеграфом прямо сейчас.
Мать поражённо молчала, и Люба повторила ещё раз:
- Уезжайте, пока эти люди к вам не явились. Ждать нельзя - день, два, не больше - они обязательно появятся.
- Хорошо, - упавшим голосом наконец  ответила мать. - Раз ты уверяешь, что это необходимо, - придётся послушаться. Завтра папу с Ирочкой отправлю к тёте Рае во Львов, а сама управлюсь с делами и тоже через несколько дней следом уеду. А пока у Татьяны поживу, за пару дней, думаю, не стесню их. Ты сейчас куда точно едешь?
- Потом, мама. Я тёте Рае позвоню, когда устроюсь. Вообще-то в Прибалтику, договорилась уже обо всём, - чтобы успокоить мать, уверенно сказала Люба. - Ты не волнуйся - я человек осмотрительный, ты же знаешь.
- И всё-таки, Любочка, будь поосторожнее, - голос матери, обычно строгой и сдержанной, внезапно дрогнул...
Положив трубку, Люба порылась в сумке и нашла письмо Бориса. Быстро проглядела его и, найдя номер телефона, позвонила. Она ошарашила сонного Бориса сжатым пересказом событий в институте и предупредила, что возвращаться туда просто опасно. Пусть уж лучше сообщит им, что продолжать работу не сможет в связи с болезнью отца.
- Я уезжаю к родителям, - сообщила она в ответ на его недоумённые расспросы. - Потом напишу тебе или позвоню.
- Завтра же позвони, хорошо? Я к вам приеду, - растерянно говорил Борис, стремясь удержать её у телефона.
- Там посмотрим... - неопределённо сказала Люба, и сердце её сжалось. - Целую тебя...
Закончив разговор, она немного постояла, с лёгкой печальной улыбкой глядя на телефон. Потом поискала и нашла на втором этаже вокзала круглосуточно работавшую парикмахерскую.
- Покрасьте меня, пожалуйста, в чёрный цвет, - попросила она. И в ответ на удивлённый взгляд парикмахерши улыбнулась. - Из командировки еду, мужа хочу удивить.
Та пожала плечами и принялась за дело, тихонько приговаривая: “Эх, молодёжь... Такие волосы - как золото!”..
Через два часа Люба, превратившаяся в эффектную стройную брюнетку, уже садилась на поезд, следующий в сторону Кавказа. Там вовсю полыхала чеченская война, и поезда в том направлении шли полупустые.
Люба вольготно расположилась в грязноватом купейном вагоне. Она непрерывно читала купленные на вокзале газеты, стараясь не вступать в разговоры со случайными попутчиками. Потом долго ехала на старом, постоянно чихающем и спотыкающемся автобусе с рваными шелковыми шторками на треснутых стёклах окон. И наконец после трёх дней пути добралась до небольшого городка, где работали представители Сохнута.
В здании представительства толпились беженцы из Чечни. Многие говорили между собой на непонятном наречии. Пройдя по заполненным народом коридорам, между шумными детьми и гортанно перекликающимися взрослыми, Люба цепким взглядом ухватила официальный бланк, выброшенный кем-то в урну. Оглянувшись, она быстро вытащила его и отошла подальше, разглядывая находку.
Это оказался диплом университета марксизма-ленинизма.  подтверждающий, что некая Марина Семёновна Гольдберг несколько лет назад окончила данный университет и “получила высшее политическое образование”.
“В хозяйстве всё сгодится”, - подумала Люба и положила диковинное свидетельство коммунистической грамотности себе в сумку. Она дождалась своей очереди к представителю Сохнута, очень уставшему за день от бесконечного потока беженцев.
Люба рассказала, что жила с бабушкой в Грозном, но их дом был разрушен  снарядом. Бабушка погибла, все документы пропали. Единственное, что у неё осталось, - вот этот диплом - Люба протянула израильтянину бордовую книжечку, которую тот с удивлением долго рассматривал.
Люба обратилась к нему на идише - на этом исчезающем языке она говорила свободно, без напряжения. В детстве почти каждое лето Люба проводила на Украине, у родителей матери. В том маленьком городке ещё сохранились остатки уничтоженного мира - старики говорили между собой на идише, была маленькая синагога с деревянными, вытертыми от времени скамейками.
Пожилой сохнутовец сочувственно выслушал Любин рассказ, вздохнул и что-то написал на протянутом ей для заполнения бланке. В общей волне отъезжающих, этом мощном потоке внезапного исхода, она получила въездные документы на имя Марины Гольдберг.
Через день Люба сидела в самолёте. Ровно гудели моторы. Тоненькие, непривычно открыто улыбающиеся стюардессы разносили вкусную, незнакомую еду. Самолёт шёл курсом на Тель-Авив.

 Глава 21
За окном всё ещё было темно, но уже чувствовалось, что ночь кончается. Где-то приглушённо хлопнула дверь - сосед снизу, как обычно, затемно отправился на работу. Марина закончила свой рассказ и, глядя в лицо Сергея, задумчиво улыбнулась. Казалось, она сама не верила тому, что увидела в этом походе в прошлое.
- Знаешь, Серёжа, - удивленно сказала она, - я иногда забывала о том, что со мной происходило. Прошлое отделилось и вроде уже не касалось меня. Говорить об этом было трудно и как будто не нужно. Последнее время я уже успокоилась, хотела учёбой заново заняться, родителей сюда вызвать, с тобой все формальности уладить. Помнишь, ты всё рвался официально нашу жизнь оформить. Ребёнка ещё одного хотела... - она вздохнула и прислонилась к плечу Сергея. - Размечталась, в общем... Тут-то эта парочка и появилась - Глеб Ильич с громилой своим... Долго они меня искали, почти семь лет. Организация их, как я поняла, за эти годы окрепла - во многих городах уже отделения есть. Им бы грибочки те сейчас в дело пустить - панику, неразбериху посеять, - и на волне этого к власти прийти... А уж если продать эти пробирки - вообще озолотиться можно. Покупатели на такой товар всегда найдутся... В общем, сил, денег и времени они на мои поиски не жалели. Уж не знаю как, а нашли всё-таки. Дождались подходящего момента и банально так цапнули меня: я только за порог ступила, мусор хотела вынести, а мордоворот этот меня одной рукой приподнял, другой - рот зажал и в квартиру обратно затащил. А следом за ним и Глеб Ильич собственной персоной.
- Долго же я ждал этой встречи, Любовь Григорьевна! - говорит.
Я так поняла, что хотели они на свою квартиру меня привезти, наркотик сильный вкатить, чтобы я не сопротивлялась, а как бы полусонная была, да и в аэропорт с утра отправиться. А там уж на месте, в России, планировали разбираться - где пробирки, куда запрятаны. Всё вроде рассчитали правильно - только я в их систему коррективы внесла.
Только отъехали мы от нашего дома, я и говорю, да ещё небрежно так: “Что же вы даже документы не позволили захватить? У меня и паспорт для заграничных поездок имеется. К чему спешка такая?”
Геннадий прямо заржал:
- За документы можешь не беспокоиться - вот они! Ни одна собака не подкопается. - И сам левой рукой машину ведёт, а правой демонстрирует мне бумажки всякие - всё, что требуется для выезда из страны.
Я вроде и не готовилась заранее,  а тут как кинусь! Выдернула у него всё это богатство - паспорт разодрала, серединку бумажную раскромсала, да как рвану дверь!.. Взяла да и выпрыгнула на полном ходу из машины. Уцелела, как видишь... - Марина прерывисто вздохнула.
Сергей обнял её худенькие плечи и прижался губами к рыжим завиткам, казавшимся тёмными на белеющем лице.
- Жива осталась, и на том спасибо... Ногу вот только сломала. Куда меня везти в таком виде? Документы все изорваны... Бандюга тот молодой чуть не взбесился.
- Сука! - орёт... - Задавлю!
Глеб Ильич повернул его к себе, в лицо заглянул и сказал что-то - тот сразу обмяк. Он и потом такие фокусы проделывал, когда детина этот его раздражать начинал - отключит его на часок, а сам сидит и музыку в наушниках слушает или читает.
Ну, привезли меня к себе, врача сразу вызвали. Врач, видимо, считал, что мы работаем тут как нелегалы и медицинской страховкой не обзавелись. Глеб Ильич меня сразу же предупредил, чтобы я не вздумала ему  жаловаться, а то Геннадий, помощничек его, тобою с Иланом займётся. Да и врач, ежели что лишнее от меня услышит, то из квартиры уже не выйдет...
В общем, подложила я им свинью - отъезд в Россию откладывается, долечивать меня надо - ждать, пока ходить нормально начну. А тут ещё полиция розыски мои начала (радио-то они слушали, сразу этот факт усекли...) - Марина улыбнулась. - После этого со мной в аэропорту рискованно стало показываться... Да и документы для меня новые состряпать - тоже время нужно.
Глеб Ильич пытался разговорить меня на предмет пробирок. Я сначала вообще изображала полное непонимание - “Граждане, дорогие, да какие такие пробирки?! Не виноватая я и знать ничего не знаю”. Просто, мол, испугалась непонятных событий и уехала подальше от всего этого. Потом поняла, что бессмысленно запираться. Они всю картину довольно точно восстановили, в дополнение ко всему тётку какую-то нашли, которая в деревне той меня заметила и очень похоже им описала.
Пытался Глеб Ильич со мной под гипнозом по душам поговорить, выведать у меня “заветный маршрут”, да вот незадача - оказывается, я гипнозу не поддаюсь. Пришлось обычным способом со мной беседовать. Получил он от меня описание того места, где я пробирки закопала. Я, конечно, произвольный маршрут изобразила, нарисовала всё, что в голову пришло. Но достопочтимый Глеб Ильич почему-то мне поверил. Геннадий даже летал на неделю в Россию - не доверять же такую драгоценную информацию телефону или письму. Вернулся ни с чем, как и опасался, только зря грязь весеннюю в лесу перемесил. Приехал - молча зыркнул на меня мутными своими глазами, кипит весь от бешенства... Но Глеб Ильич не расстроился, а может, не показал своего разочарования. Говорит мне так доброжелательно, проникновенно:
- Я понимаю - такое хитросплетение тропинок и дорожек трудно описать, особенно спустя семь лет после столь драматических событий, но на месте придётся всё вспомнить. Другого выхода у вас, Любовь Григорьевна, нет. Был у меня один выход, только они не знали, какой...
Марина помолчала, испытующе глядя на Сергея, и буднично сказала:
- Яд у меня есть. Сильнейший. Мгновенно убивает. Достаточно лёгкий укол в кожу сделать - и конец. Мне Фёдор Павлович, царствие ему небесное, приготовил компоненты и справочник старинный, редкий очень, дал. Книжка эта на латыни написана, покорпеть над ней пришлось, но я повозилась, разобралась и всё, что надо, сделала. Даже браслет деревянный купила и туда упаковку с ядом упрятала. Думала, на всякий случай, если деятели эти появятся. У меня и шпильки особые заготовлены. Главное - себя не задеть, чтобы ни миллиграмма на кожу не попало.
Я вообще-то хотела на себе всё время браслет этот носить, но так спокойно всё было, что я его подальше спрятала.
А потом, пока у них в квартире сидела, решила, что если сбежать не удастся, то перед отъездом скажу им, сознаюсь якобы, что дома у меня есть план того места, где пробирки спрятаны. Предложить хотела заехать ко мне, забрать для верности карту эту. Должны были на такую приманку клюнуть. Ну а там уж - по ситуации... Достала бы из тайника своего браслет, и...
Сергей ошеломлённо смотрел на Марину.
- Какой тайник, где он? - осипшим голосом спросил он.
- Сейчас, - утомлённо сказала Марина и встала. Она прошла на балкон и достала из-под ящика с ремонтными принадлежностями - кистями, остатками обоев - небольшую плоскую коробку. Вернулась с ней в комнату, оглядела с удовлетворением и спокойно открыла.
Сергей, как зачарованный, наблюдал, как Марина вытаскивает из коробки крепко заклеенный пакет с надписью красным фломастером “Яд!!!” С усилием разорвала пакет, деловито достала знакомую Сергею синюю книгу и широкий резной деревянный браслет. Осмотрела его, будто любуясь, и надела на тонкое запястье, крепко защёлкнув невидимый замок.
- Вот теперь пусть попробуют сунуться! - жёстко сказала она, доставая со дна коробки несколько длинных, острых шпилек. - Это при мне всегда будет. А со временем и оружием обзаведусь. Больше они меня голыми руками не возьмут.
Им вообще меня сейчас тяжело найти будет. Они ведь не знают, что произошло - где их дорогой вождь и учитель, Геннадий, я... - куда все подевались?.. Может, решат, что мы втроём решили пробирочки к рукам прибрать да отоварить. Для меня такой их вывод самым желательным был бы...
Я очень надеюсь, что пошуршат они ещё несколько лет, потыкаются везде да и затихнут. Может, в обычных уголовников выродятся.
О пробирках я всё-таки кому надо сообщу, так я решила... В ближайшие месяцы тайник опустеет и без всякого шума - можешь быть уверен. Но главное для меня сейчас - от вас с Иланом подальше держаться, не подвергать вас опасности. Ведь когда я рядом с ребёнком... Нет, даже говорить не хочу... Пусть думают, что исчезла я с сообщниками и никакой связи у меня с тобой нет. Они ведь снова могут тут появиться...
Марина на минуту задумалась, потом  сделала лёгкий жест руками, будто отталкивая от себя что-то.
- Ты, Серёжа, - она провела ладонью по его лицу и с жалостью посмотрела в растерянные, вопрошающие глаза. - Маме своей позвони, задание дай, чтобы она попробовала разыскать меня в Москве. Они же, твари эти, будут, наверное, телефон твой прослушивать, ждать, что я с вами свяжусь. А ты как будто знать ничего не знаешь - продолжай меня, “с любовником убежавшую”, разыскивать.
- Марина, - тихо спросил Сергей, прижимаясь лицом к её руке, - а где ты будешь?..
Он чувствовал себя одиноким и покинутым, теряя Марину второй раз.
- Придумаю что-нибудь, - продолжая гладить его по лицу, негромко ответила Марина. - Пока поеду к подруге, мы с ней в университете вместе учились. Нас ещё все за сестёр принимали - мы с ней, правда, похожи, только она чёрненькая. Она в поселении одном живёт. Я знала, что она в Израиле и разыскала её пару лет назад. Она за “американцем” замужем, у них недавно ребёнок пятый родился - я там сейчас при деле буду, ей помощь по дому очень кстати придётся. Потом, может быть, за границу поеду. Видно будет. Я пока изредка на телефон Моти звонить буду, всё, что надо, тебе сообщу.
Ты, Серёжа... считай себя свободным... что делать... - она ладонями осадила подавшегося к ней Сергея. - Не от меня зависит, что я вас оставляю... Иланчику ничего про меня пока не говори, - лицо Марины болезненно дёрнулось. - Я боюсь, что его кто-нибудь расспрашивать начнёт: “Где мама, давно ли ты её видел...” Разве может ребёнок что-то скрыть? Нет-нет, его в это дело втягивать нельзя... Ни при каких условиях... Вы ничего обо мне не знаете - и точка.
Марина помолчала, прижав ладонь к губам.
- Да, - уже спокойнее сказала она, будто спохватившись, - давай-ка я рану твою осмотрю и перебинтую заново.
Марина встала и потянула за собой поникшего Сергея. Быстро и аккуратно сделала перевязку, деловито наказав Сергею показаться врачу во избежание воспаления и прочих неприятностей.
- Всё, Серёженька... - глубоко вздохнув,  сказала она. - Собираться надо. Пусть Моти меня отвезёт в какой-нибудь ближайший городок. Я оттуда в центр поеду...
Марина взяла дорожную сумку и начала сосредоточенно складывать туда необходимые вещи. Покончив с этим, она переоделась в ванной и вернулась к  молчаливо сидящему Сергею. Достала альбом с фотографиями, отобрала несколько и спрятала их в сумочку. Открыла шкаф с детскими вещами и несколько минут молча смотрела на старательно сложенные футболки и шортики. Закрыла дверцы и обернулась к Сергею, с тоской наблюдавшему за ней.
- Буди Моти, - сказала она, и вдруг стало заметно, что Марина не спала всю ночь и очень устала.
Когда заспанный Моти уже спустился к машине, Сергей, стоя у дверей, вдруг сжал руки Марины, как когда-то давно, много лет назад.
“Что это я - как ребёнок у дверей детского сада...” - одёрнул он себя и обнял на прощание Марину, целуя её волосы.
Марина прижалась лицом к его плечу и дрогнувшим голосом тихонько сказала:
- А всё-таки хорошо мы с тобой прожили семь лет, правда?.. Ребёнка родить успели...
Она быстро поцеловала его и, легонько оттолкнув, вышла.
Сергей подошёл к окну. Он видел, как тонкая фигурка Марины мелькнула в предрассветных сумерках. Послышался звук отъезжающей машины, и всё стихло.
Он продолжал стоять в странном оцепенении. Тихая печаль, опустошённость овладели им... Наконец он повернулся и, тяжело ступая, пошел в ванную. Горячая вода смывала с него тревогу и сумбур пролетевших событий, ласкала и успокаивала.

Глава 22
Лето заканчивалось. Удлинились и похолодели вечера, по утрам в воздухе висел серовато-молочный туман, и даже в полдень солнце уже не опаляло неистовым жаром, а тепло и дружелюбно сияло на посветлевшем небе. В обеденный перерыв Сергей сидел на скамейке в небольшом сквере кибуца. Вытянув ноги и расслабившись в мягком, окутывающем тепле, он рассеянно наблюдал за воспитательницей, которая вывела на прогулку шеренгу топающих за ней карапузов.
- Мы пойдём далеко-далеко... - нараспев говорила она. - Где наше место? Вот наше место... - и довольные дети начали послушно рассаживаться вокруг ближайшей сосны.
Сергей, улыбаясь, рассматривал “путешественников”, которые сосредоточенно и неуклюже копались в своих ярких ранцах, доставая пакетики с едой, гомонили и что-то спрашивали у воспитательницы, задирая к ней кудрявые головки.
- Вы Сергей? - услышал он вдруг рядом женский голос и, подняв взгляд, увидел молодую женщину в длинном свободном платье и обёрнутом вокруг головы платке, шёлковые кисти которого красиво спадали на высокий лоб.
- Да, - ответил он, вставая и вопросительно глядя на неё.
- Я подруга Любы, - сообщила, улыбаясь, женщина. - Она пока у нас живёт. Меня Соня зовут.
- Очень приятно, - растерянно произнёс Сергей, невольно попадая под обаяние её открытого взгляда.
- Давайте присядем, поговорим немного, - предложила Соня, поудобнее устраиваясь на скамейке. - Мы в Эйлат едем. Собрались, наконец, с мужем, и двух старших детей с собой прихватили. А с тремя младшими Люба побудет несколько дней - она хорошо с ними управляется.
- Она с кем угодно и с чем угодно хорошо управляется, - отозвался Сергей. Он постарался улыбнуться, но улыбка получилась скомканная. - Как она вообще?
- Всё нормально. Рассказала мне о вашем разводе, - Соня вздохнула. Было заметно, что она искренне огорчена данным обстоятельством. - Хорошо хотя бы то, что вы расстались по-человечески. Да... А вообще Люба хочет поработать за границей. Мой муж обещает ей в этом помочь. Его родители в Америке живут. Впрочем, вы ей сами позвоните - обо всём переговорите. Вот наш телефон - Соня черкнула на вынутом из сумки листочке полоску цифр и подала Сергею.
Сергей проводил её к машине, около которой крутились, толкая друг друга и смеясь, два мальчика-близнеца. Видно, засиделись за время дороги и были рады вырваться на свободу. Из кабины уже нетерпеливо выглядывал светловолосый мужчина в кипе - муж Сони. Он вышел из машины, окинул подошедшего Сергея любопытным взглядом и поздоровался за руку - Сергей ощутил хваткое, энергичное пожатие.
- Джозеф, - представился он.
Произнёс несколько общих фраз и что-то сказал по-английски детям - видимо, утихомиривая их. Чувствовалось его желание вежливо закончить разговор и продолжить дорогу. На прощание похлопал Сергея по плечу.
Возвращаясь вечером домой, Сергей остановился в городке, мимо которого обычно проезжал, и позвонил с уличного автомата по номеру, оставленному Соней.
- Алло! - услышал он знакомый, мелодично-звонкий голос.
- Это я, Марина, - сказал он, улыбаясь.
- Серёжа! - будто задохнулась от радости Марина. - Как вы? Всё нормально? Никто вас... не беспокоил?
- Как ты элегантно выражаешься... - засмеялся Сергей. - Тихо всё, не волнуйся. Ты как? Что делать собираешься?
- Я уезжаю, Серёжа, - голос Марины понизился, затихая. - Расскажи мне про Иланчика. Он меня... вспоминает?
- Да, - коротко ответил Сергей. - Конечно, вспоминает. Я ему объяснил, что у тебя в Москве очень важная работа и когда ты вернёшься, пока неизвестно.
- Ты всё правильно объяснил, - после паузы услышал Сергей потускневший голос Марины. - Другого выхода всё равно нет.
Что мог ответить Сергей? Что Илан всё реже вспоминает Марину и уже называет Лену мамой?.. Что Лена ждёт ребёнка и уже состоялась их с Сергеем скромная свадьба?..
- Серёжа... - негромко сказала Марина, и странно было слышать в её всегда уверенном голосе непривычно просящие нотки. - Серёжа, я хочу перед отъездом Иланчика увидеть. Я тут придумала, как это организовать можно. Сейчас тепло пока. Ты мог бы с Иланчиком на море приехать, а я тоже на пляже появлюсь и посмотрю на вас со стороны. Давай только выберем город поближе к центру страны и на следующей неделе встретимся, хорошо?
- Конечно! - согласился Сергей и подумал, что голос его звучит как-то уж слишком беспечно и бодро.- В одиннадцать часов я буду с Иланом около спасателей, рядом с основной их станцией. Давай нашу “встречу на Эльбе” оформим в пятницу, чтобы мне на работе не отпрашиваться. Скажи только, в какой город тебе удобнее приехать?
Они договорились о точном месте встречи. Марина предупредила, что будет в длинном платье и тёмном парике, чтобы Илан её не узнал.
- Не всё тебе под брюнета работать... - засмеялась она, и Сергей как-то сразу повеселел, услышав её смех.
Марина начала расспрашивать его о работе, но в это время в трубке раздался пронзительный детский плач и послышались отзвуки какой-то суматохи.
- Всё, Серёженька, я пойду, там ребёнок упал, - заторопилась Марина. - Главное, будьте здоровы. Целую вас...
В конце следующей недели Сергей сказал Лене, что в пятницу поедет с Иланом на море.
- Конечно, езжайте! - одобрила Лена. - Лето вон уже кончается, хоть накупаетесь напоследок. Жалко, что я работаю, а то бы с вами поехала.
- Тебе сейчас только народ смешить, качаться будешь, как мячик, на волнах, - засмеялся Сергей, оглядывая её округлившуюся фигуру. - Подождём, пока ты снова станешь, как статуэточка...
На следующий день, выезжая из дома, Сергей по настоянию Марины проверил - не увязалась ли за ними какая-нибудь подозрительная машина с “гостями”. Ничего необычного он не заметил. Заехал в подвернувшийся супермаркет, накупил там Илану разных “хатифим” и поехал дальше, не видя за собой никакого “хвоста”.
Ещё не было и десяти, когда они прибыли на пляж. Расположились рядом со спасательной станцией. Илан принялся хрустеть своими “хатифим”, а Сергей начал рассматривать окружающих, ища взглядом Марину. Сердце его внезапно вздрогнуло и заторопилось, когда вдалеке он разглядел тонкую женщину в длинном платье с большой белой сумкой на плече. Ещё не различая её лица, по лёгкой, будто летящей походке он узнал Марину. А её тёмный парик, большие солнечные очки и непривычная одежда... - всего этого он просто не замечал.
Марина остановилась чуть поодаль от них. Она вытащила из сумки тонкое одеяло и, расстелив его на песке, села, скрестив на коленях руки. На левом запястье темнел, отчётливо выделяясь на белизне кожи, широкий деревянный браслет.
Неотрывно, будто впитывая взглядом прекрасную картину, она смотрела, как Илан сосредоточенно достаёт из блестящего пакетика чипсы и с видимым удовольствием поедает их. Вот он вытряс на ладонь последний хрустящий ломтик, попросил у отца маленькую бутылку с каким-то напитком. Выпил, вытер ладонью губы, подумал и потянулся к следующему яркому пакетику.
Марина, улыбаясь, смотрела, как Сергей отрицательно покачал головой, что-то сказал ребёнку, и спрятал вожделенные чипсы в сумку. Вместо них достал припасённые ракетки, мячик, и затеял с Иланом игру в бадминтон. Ребёнок, сначала недовольный таким поворотом событий, постепенно увлёкся и, раскрасневшийся, принялся с азартом гоняться за мячом, постоянно упуская его и спотыкаясь.
Сергей, быстро поглядывающий на Марину, вдруг неожиданно для себя направил мяч в сторону Марины, так, что тот подкатился к её ногам.
- Илан! - позвал он сына. - Принеси-ка мячик! Во-о-он там он, смотри... Около тёти...
Марина подняла мяч с песка и протянула его ребёнку. Она прикрыла ладонью нижнюю часть лица, и, улыбаясь глазами, смотрела, как Илан идёт к ней, щурясь от солнца и неуклюже загребая ногами песок.
Ребёнок взял мяч и, глядя себе под ноги, что-то пробормотал - очевидно, “спасибо”. Марина провела рукой по его волосам, коснулась щеки и, взяв за плечи, повернула. Она легонько подтолкнула его и издали посмотрела Сергею в лицо. Глаза их встретились.
И сквозь красивое, чужое лицо с яркой косметикой и тонкими дугами чёрных бровей Сергей вдруг увидел прежнюю, домашнюю Марину - темноглазую, с прозрачной стайкой веснушек на белоснежной коже.
Она улыбнулась ему, сначала грустно, потом повеселее - словно успокаивая и одобряя. Встала, расстегнув платье, сбросила его на одеяло, и пошла к воде, легко ступая красивыми длинными ногами.
Сергей смотрел ей вслед. Будто лёгкая сероватая кисея спустилась на сверкающий полдень. Где-то далеко шумел и гомонил пляж, полный людей; доносились визг и крики детей, блёстки солнца переливались, вспыхивая и разбиваясь на изумрудно-свинцовых волнах... А он видел только тонкую фигурку, идущую к морю и она исчезала, терялась между людей, заполнивших берег.
- Пап! - выдернул его из забытья голос Илана. - Я купаться хочу. Мне надоело в мяч играть.
- Пошли в море, - сказал Сергей, беря сына за руку.
Когда они вернулись, Марины уже не было. На её месте уютно расположилось обстоятельное семейство.
- Поехали домой, Иланчик. Мама ждёт, - сказал Сергей.