Плач по правам человека

Меня сейчас вот что интересует: как патриотизм сочетается со свободой слова и демократией? Не такой простой вопрос, как может показаться.
Я – родом из страны, где патриотизм носил принудительный характер, вводился из-под палки и вызывал естественное сопротивление у любого здравомыслящего человека. Когда Советский Союз в одночасье рухнул, слово это из официозного ряда перешло в оппозиционный: патриотами стали называть себя в новой России враги демократии с шовинистическим душком. Честно говоря, у меня сохранилось скептическое отношение к патриотизму как таковому, хоть я и сменил одну державу на другую, и те люди, среди которых я вращался в Америке, либерально настроенные нью-йоркские журналисты, профессора и издатели, придерживались схожих со мной взглядов, хоть у них и не было за спиной моего совкового опыта. Патриотизм в Америке был отдан на откуп правофланговым консерваторам и провинции, глубинке. Тем более не в чести была флагомания - несколько лет назад, помню, до хрипоты спорили до какого публичного надругательства над американским флагом можно дойти, отстаивая свободу слова и 13-ю поправку к Конституции. Теперь же, куда ни глянь, в глазах рябит от "старс энд страйпс", но никаких насмешек, а тем более улюлюканья по этому поводу не слышно – то ли либералы помалкивают из страха перед общественным мнением, то ли сами заразились флагоманией ввиду суггестивности исламского гипертеррора.
Помните, как американский флаг оказался в центре полемики накануне открытия Зимней олимпиады в Солт-Лейк-Сити? Речь шла не об обычном флаге, а о том, который был найден в обломках Всемирного торгового центра: потрепанный, поврежденный, он стал символом сопротивления Америки терроризму. Однако олимпийские чиновники поначалу отказали американским спортсменам пройти с этим флагом-подранком на церемонии открытия Зимних игр. «Эта церемония не для манифестации американского патриотизма», - заявил председатель оргкомитета Митт Ромни. В конце концов американский патриотизм восторжествовал над бюрократическим мышлением, и флаг, побывавший в такой всемирного значения передряге, считай, катаклизме, изменившем ход мировой истории, – реял над Белой Олимпиадой, которая превратилась в «патриотический салют американским добродетелям», как заявил Президент США Буш.
Андрей Битов когда-то архиточно заметил: «Мы проснулись в незнакомой стране», имея в виду, само собой, Россию. Нечто подобное можно сказать и про Америку: после 11 сентября мы проснулись в другой стране.
С того злосчастного сентябрьского дня минуло уже больше года и было бы удивительно, если бы в условиях самой развитой в мире и охраняемой Конституцией демократии не раздались оппозиционные, диссонирующие общенародному патриотическому духу, голоса. Нет, я не о чинушах МОКа, но о коренных американцах. Вот заявление одного из них: «Патриотическая лихорадка, гордость собой и даже справедливое негодование после 11 сентября зашли слишком далеко. Америка страдает неприличной самовлюбленностью. Где еще можно найти такую большую и сильную страну, которая была бы столь ура-патриотичной? В Америке появился новый культ: сама Америка».
Ладно бы, этот абзац принадлежал какому-нибудь леваку из журнала «Нэйшн». Не говоря уже о каком-нибудь нафталинном американском коммунисте – если таковой политанахронизм еще сохранился после распада альма-матер здешней компартии – СССР. Нет, эти слова извлечены мною из интервью, которое дал лондонской «Дейли телеграф» живой классик американской литературы Норман Мейлер.
Надо сказать, что Норман Мейлер, помимо того, что классный писатель, всегда был также эпатёр, экстраван и скандалист, добирая славы с помощью перформанса, хэппенинга и негативного паблисити. Резал ли он кухонным ножом одну из своих восьми жен (кажется, шестую), добивался ли освобождения убийцы (и добился – в первый же день свободы его протеже убил еще одного человека), выступал ли с проклятиями в адрес коллег-писателей – Норман Мейлер был постоянным героем скандальной хроники таблоидов. Куда чаще, чем героем литературной критики, которая с каждой его новой книгой относится к нему все суровее и суровее. Сейчас писателю уже 79 лет - маловероятно, чтобы он выдал что-нибудь вровень с «Нагими и мертвыми» и «Американской мечтой», его классическими романами. Но Мейлер не только писатель. Он - один из создателей контркультуры, а потому ему сам бог велел выступать с заявлениями, идущими вразрез с мэйн-стримом американской общественной жизни.
Еще одна более пространная цитата из авторитетного издания «Index on Censorship» принадлежит не менее известному американскому писателю, двумя годами младше Нормана Мейлера, – Гору Видалу:
«В течение нескольких десятилетий американские СМИ занимались беспардонной демонизацией исламского мира... Один мыслитель на американском телевидении заявил: «Мы хорошие, а они – плохие». Сам Буш развил эту мысль в своем обращении к Конгрессу: «Они ненавидят все то, что можно видеть в этом зале. Они ненавидят наши свободы: свободу вероисповедания, свободу слова, нашу свободу выбирать, собираться вместе и быть несогласными друг с другом». И все же, почему бен Ладен и миллионы мусульман ненавидят нас? Бен Ладен сумел убедить 4000 саудоаравийцев отправиться в Афганистан для военной подготовки в рамках его организации. К 1994 году, когда Саудовская Аравия лишила его гражданства, он уже стал легендарной личностью в исламском мире. Подобно шекспировскому Кориолану он мог бы сказать саудовской королевской семье: «Я изгоняю вас. Есть и остальной мир». К сожалению, этот остальной мир – мы. При всем ужасе физических разрушений, причиненных бен Ладеном и его друзьями, они ничто в сравнениии с тем, что он сделал с нашей свободой. Если ограничат наши «неотъемлемые права», мы можем потерять их навсегда, и тогда мы уже будем не последней надеждой человечества, а заурядной империей, чьи граждане контролируются спецслужбами и чьему образу смерти - а не жизни! – будут подражать все остальные. Во время военных действий президент становится тотемом, символом, подобным национальному флагу... Полицейское государство вступает в свои права».

Было бы, однако, упрощением свести подобные заявления к политической клоунаде, списать за счет вечного шутовства и бравады обоих писателей. Даже если они преувеличивают недостатки нашей – и их - страны, а то и вовсе несправедливы в своей критике, воспримем ее как предупреждение. Не только эти писатели, но и вся американская либеральная пресса – не говоря уже о европейской - бьет тревогу: год назад, после 11 сентября, само понятие прав человека исчезло из политического лексикона. С началом глобальной борьбы с исламским гипертерроризмом эта козырная карта западного мира в его прежней борьбе - с тоталитаризмом любой идеологической окраски - сдана в утиль. У Америки появились новые союзники, которые предоставляют ей полигоны, разведданные и дипломатическую поддержку – само собой, не задаром, а попираются ли в этих странах права человека, этого Белый дом теперь в упор не видит. Наоборот, если речь идет о правах мусульманского человека – в китайской провинции Синьзян, в Чечне, в среднеазиатских сатрапиях или в Египте, то ничего против их попрания Америка не имеет. Самое большее Америка может дружески пожурить союзные нам теперь правительства за попрание прав человека, но не принять конкретные меры для их соблюдения. Ни дипломатического давления, ни торгового эмбарго, ни культурно-спортивого бойкота – те давние мероприятия выглядят теперь анахронизмом. Произошла смена приоритетов: приоритет национальной безопасности над правами человека. В том числе в самой Америке, где любой мусульманин подозрителен, – в аэропорту, на хайвее, да хоть в супермаркете!
Плач Ярославны по правам человека, если не оправдан, то понятен и объясним. Получив карт-бланш, нынешние и бывшие тоталитарии всех стран объединились в борьбе с оппонентами, камуфлируя ее под борьбу с террористами.
Американские и западно-европейские правозащитники было приумолкли, боясь быть заподозренными в антипатриотизме и лишиться правительственных субсидий. Human Rights Watch что-то такое робко сообщило о содержании пленных талибов на военной базе на Кубе и страданиях местного населения как побочном эффекте крупномасштабной военной операции в Афганистане. Кое-кто требует гуманитарного вмешательства в глобальную борьбу с исламским терроризмом. Мусульмане, сталкиваясь по всему миру, в том числе и в Америке с подозрительностью в свой адрес, заявляют об ущемлении их прав и дискриминации. Что очевидно: пик влияния правозащитного движения позади. Оно добилось многого – от внесения базовых принципов защиты человеческих прав в конституции государственных новообразований на обломках советского самовластья до военного вмешательства там, где эти права нарушались: в Боснии, Косово, в Восточном Тиморе. Вплоть до продолжающихся трибуналов над особо злостными нарушителями в Гааге и Аруше.
Нынешний откат – не только следствие 11 сентября, но и натуральная передислокация идеологических и политических сил. Мир держится на балансе, на равновесии, как здесь у нас говорят – эквилибриуме. По закону качелей или маятника. Когда правозащитники достигли апогея своего влияния, права человека превратилась в некий фетиш, потеснив, а кое-где и оттеснив, геополитику и национальную безопасность. За деревьями не стало видно леса. Не хочу никого винить, но, думаю, что с победой правозащитничества связаны иммиграционные послабления в Америке и Европе, которые позволили исламистам подготовить и отрепетировать свой феерический выход на мировую сцену 11 сентября.
К вопросу о мировом маятнике. Впервые он так резко качнулся в сторону прав человека еще при Джимми Картере, чему лично я свидетель: в это время как раз я прибыл в Америку. Помню бойкот Московской олимпиады из-за нарушений прав человека Кремлем и стенания американских спортсменов по этому поводу. Я был полностью на стороне спортсменов, о чем и написал пару раз в американской прессе: глас вопиющего в пустыне. Я понимал, конечно, что такое внимание к правам человека Картера и его помощника по национальной безопасности Збигнева Бжезинского – полемическая реакция на почти полное (чтобы не сказать циничное) их игнорирование соавторов детанта Никсона и Киссинджера.
Последний был гениальный доктринер и геополитик: он как раз, наоборот, не замечал деревьев из-за леса. Чувствовал себя ответственным за миропорядок, и высокая эта цель оправдывала любые средства для ее достижения. Среди прочего Киссинджер поддерживал режимы, репрессивные к собственному населению. К примеру, шаха Ирана Мохаммеда Реза Пехлеви, который вестернизировал свою страну и мечтал присоединить к пятерке главных, сделать шестой мировой державой. И шансы у него на то были. При этом, однако, в иранских тюрьмах томились, подвергались пыткам и истреблялись муслимские экстремалы. С ними шах был непримирим, зная, что от них можно ждать. То бишь ничего хорошего. Как в воду глядел.
Картеровский правозащитный Белый дом отказал шаху в поддержке, Иран захлестнула исламская вольница, в страну вернулся внешне похожий на старика Хоттабыча аятолла Хомейни, который возглавил революцию, сверг шаха, захватил американских заложников и на пару лет полностью парализовал внешнюю политику США. С этого, собственно, и началось – при полном попустительстве США - то самое исламское возрождение, которое привело в конечном счете к 11 сентября. Крен в правозащитную сторону резко нарушил баланс мировых сил. Тогдашний триумф правозащитничества как идеологии обернулся величайшим его поражением. И в самом Иране, где физическая расправа с инакомыслием при аятоллах приобрела такой масштаб, который и не снился идеалисту шаху. И в мире, где с Ирана начался гигантский мусульманский оползень, который пытаются теперь остановить Буш и его команда.
За все, как известно, надо платить. Рискну сказать, что мир слишком дорого заплатил и продолжает платить за политический инфантилизм Картера сотоварищи.
Нет, я, конечно, против нарушения прав человека – где бы то ни было и с кем бы то ни было. Но теперь, после 11 сентября, возникает масса каверзных вопросов – от ужесточения иммиграционных правил до превентивного заключения подозреваемых. Вплоть до применения пыток во имя предотвращения терактов. Что можно и чего нельзя? Всегда ли цель оправдывает средства? Когда Мосад уничтожал террористов, ответственных за масакру на Мюнхенской олимпиаде, по ошибке был убит марокканец, работавший официантом в ресторане, если память мне не изменяет, в Осло. Лидеры Мосада переживали эту ошибку и вынуждены были даже структурно перестроить свою деятельность, зато исламисты радовались еще одному доказательству безжалостности израильтян. По принципу: чем лучше, тем хуже.
Напомню об одном торге, который состоялся много-много лет назад и является по сути начальным эскизом правозащитной доктрины. Торг шел из-за одного нехорошего города, который погряз в разврате. Город назывался Содом, а торговались Бог и Авраам. Узнав о намерении Бога истребить Содом, Авраам вопрошал Бога:
- Неужели Ты погубишь праведного с нечестивцем? Может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников? Неужели Ты погубишь, и не пощадишь места сего ради пятидесяти праведников в нем?
- Если я найду в городе Содоме пятьдесят праведников, то я ради них пощажу все место сие, - пообещал Бог.
- Может быть, до пятидесяти праведников не достанет пяти, неужели за недостатком пяти Ты истребишь весь город? – не унимался первый в мире правозащитник, который хорошо знал своих соседей и их содомические нравы.
Торг продолжался, пока не дошли до десяти праведников, ради которых Бог обещал пощадить город. Десяти, однако, не нашлось, и Содом вместе с содомянами был истреблен. Поучительная история, должен сказать. Не то чтобы Авраам для нас пример и образец поведения, но любопытно, что даже Авраам не решился опустить планку ниже десяти. Признавая тем самым, что ради девяти не стоит щадить город зла, ибо добро обернется еще бoльшим злом и бoльшими жертвами.
Западная цивилизация не может пренебречь геополитическими задачами – ни ради чего! Это значило бы пренебречь собственным инстинктом самосохранения. Повторение того, что случилось 11 сентября, невозможно. Вопрос стоит по-гамлетовски просто: быть или не быть?
Нынешний приступ американской флагомании и подозрительности не от хорошей жизни – это не агрессивный патриотизм, а защитный, вынужденный. Если бы не трагедия 11 сентября, никакой патриотической лихорадки не было. То, что Норман Мейлер называет неприличной самовлюбленностью, а Гор Видал рассматривает как решительный шаг к полицейскому государству, на самом деле законная гордость и защита материальных благ, духовных ценностей и политических достижений, которые оказались под угрозой. Это патриотическое единство перед лицом исламского заговора против Америки как цитадели западной цивилизации. Что такое нынешний всплеск патриотизма? Это общественное согласие, достигнутое на самых разных уровнях сознания, – от Белого дома до американской глуши. Нет, это вовсе не то, что французы называют patriotisme du clocher, патриотизмом колокольни, то есть не местнический патриотизм с топографическим, географическим или этническим уклоном, а скорее глобальный патриотизм, ибо Америка стоит сейчас на страже глобал виллидж, а не только самой себя.
Сошлюсь еще на одну статью, которую опубликовала «Нью-Йорк таймс» под названием «Совет супердержаве», автор которой куда более известен в мире, чем даже писатели-эпатёры Норман Мейлер и Гор Видал, хотя и в другой области – в политике. Имя это - Железная Леди. Маргарет Тэтчер того же примерно возраста, что Видал и Мейлер, но придерживается противоположных взглядов.
Среди прочего Норман Мейлер в своем интервью высказывает скорее гипотетическую, чем еретическую мысль – в достаточно осторожной, обтекаемой форме: американские правые столько выиграли в результате этих пресловутых терактов, что если бы я был сторонником теории заговоров, то трубил бы повсюду, что взрывы организованы ими самими.
Не знаю, читала Маргарет Тэтчер интервью с Норманом Мейлером, но она, не ссылаясь на него, как бы переворачивает смысл его заявления. Она сравнивает Америку с человеком в состоянии летаргического сна, который, наконец, пробудился после долгой спячки и взялся за дело. Да, нет худа без добра: 11 сентября Америка, наконец, проснулась, разбуженная терактами. Железная Леди не была бы Железной Леди, если бы не посоветовала Америке не успокаиваться, пока не отведет от мира смертельную угрозу исламского терроризма.
В то время как у политических советчиков обнаруживается тенденция сократить означенную президентом Бушем «ось зла», Маргарет Тэтчер, наоборот, расширяет ее за счет таких государств, как Сирия, Ливия, Судан. Она советует Америке забыть о гуманитарной миссии – пусть об этом позаботятся ее союзники, та же Великобритагния, например; самой же сосредоточиться на военных и разведывательных акциях по искоренению мирового зла. «События 11 сентября – жесткое напоминание, что свобода требует вечной вигильности», - предупреждает нас Маргарет Тэтчер. Сознательно перевожу vigilance психологическим термином, потому что Железная Леди имеет в виду оба значения: бдительность и бессонница. В том смысле, что страна, которая чуть не проспала смертельную угрозу своему существованию, должна теперь бодрствовать и быть бдительной, пока не выполнит свою миссию, свое предназначение на земле: спасти мировую цивилизацию.
А теперь вернемся к американским литературным классикам и политикам. Ибо, как известно, недостатки - суть продолжение наших достоинств. Представим себе, что мы поймаем, наконец, бен Ладена и посадим его в пуленепробиваемую клетку, обезглавим и обезвредим «Аль-Каеду», свергнем Саддама Хусейна, установим светскую демократию в Иране, вырвем с корнем исламский гипертерроризм, объединим на демократических началах Северную и Южную Корею. Кто там еще остался из недобитых? Давным-давно притихший Муамар Каддафи, само имя которого исчезло из политического лексикона, но Железная Леди вовремя нам о нем напомнила.
Есть такое крутое понятие: испытание победой. Тем более – победами.
Достаточно ли у Америки моральной силы, чтобы не злоупотребить своей военной силой? Чтобы не стать самодовольной и не поддаться соблазну диктовать свою волю другим народам? Говорю не о настоящем, а о будущем. О перспективе, возможно, не такой уж далекой. А шутов для того и держали при дворах, чтобы они предупреждали своих господ о грядущих опасностях. Вспомним хрестоматийный пример с одним владыкой, который не прислушался к своему шуту и к каким кошмарным последствиям это привело: король Лир.
Спасибо, Маргарет Тэтчер, за совет.
Спасибо, Норман Мейлер и Гор Видал, за предупреждение.