Ловушка для ребенка

Дела житейские

Не только в американских семьях среднего и высокого достатка, но и в наших, эмигрантских, можно наблюдать такую сцену. Вы приглашены к друзьям на обед, но без уведомления, что весь вечер будет посвящен демонстрации разнообразных талантов четырехлетнего сына хозяев. Он поет, он танцует, он не дает вам поболтать с его родителями.
Почему родители должны разговаривать с вами о вещах, ему совсем не интересных, когда все вместе мы могли бы обсудить, как умер его хомячок?
Наконец, обед готов, и ребенок отправлен к какому-то бедолаге на кухню. Дом сотрясается от его криков. Обед окончен, дитя возвращается – в боевом и мстительном настроении. Десять часов вечера. Разве он не устал? Нет! – глумится мальчонка. Вы, с другой стороны, измочалены вконец и кидаетесь к спасительной двери, зарекаясь когда-нибудь иметь детей, а если они у вас уже есть - никогда не навещать внуков. Пошлите им чеки – и дело с концом.
Бэби Эйнштейн
Очень ясно вспоминаю солнечный сентябрьский день и автобус, в котором мы, сотрудники молодежного журнала «Аврора», а также  гости, вроде Леши Лосева (увы, уже покойного), и другие будущие литературные VIPы. Мы едем далеко, за грибами, в какие-то заповедные места, и все молчим. Тогда я подталкиваю своего шестилетнего сына, он берет у водителя микрофон и своим удивительным ангельским голоском читает (а я подсказываю с места) стихи Пушкина, Блока и Бродского, выученные по моему грозному настоянию. И когда он произносит блоковские строки: «О, нищая моя страна, что ты для сердца значишь? О, бедная моя жена, о чем ты горько плачешь?» - я заметила, ликуя, слезы на глазах Володи Торопыгина, нашего главного редактора. Потом мой сын исполнил, уже с удовольствием, всю малышовую программу, начиная с «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам...» и кончая «Удивительная лошадь в нашем городе живет...» - и так всю дорогу. Я волновалась, ликовала, гордилась, выставляя напоказ своего любимого талантливого сына. Весь букет чувств, свойственный ненормальной мамаше. А я была именно такой неистовой матерью. Сейчас мне просто стыдно за это навязанное всему автобусу детское представление. Но вернемся к американцам.
Я сама несколько раз встречалась с такими детскими – на весь день, а не только вечер – представлениями перед гостями и в американских семьях, и в эмигрантских русских. Когда-то это называлось баловством ребенка. Сейчас «суперродительство», «вертолетные родители», «парниковое воспитание» или даже «смертельная хватка родительства». Термины меняются, потому что примеры меняются.
Новый тип воспитания все еще включает баловство ребенка – никаких правил, масса игрушек, но появились два новых фактора. Первый – постоянное беспокойство. Не поразит ли навсегда психику ребенка печальная судьба хомячка? Трогал ли он трупик, проник ли в него микроб? Другой новый воспитательный элемент, противоречащий, казалось бы, такой нежной заботливости, – упор на всевозможные достижения, предписанные родителями не только малышу, но и младенцу и даже новорожденному. К черту чувствительность ребенка! Завтра у него интервью с начальством детских яслей. Примут ли его? Если нет, как он тогда поступит в хороший колледж?
Сверхродители – тема многочисленных книг, и все они разносят этот новый воспитательный тренд в самых сильных выражениях.
Многие интеллигентные родители пускают Моцарта в комнату малыша сутки напролет. Продаются видеокассеты «Бэби Эйнштейн» и – не «Бэби Моцарт», как ожидалось, а более сложный для восприятия младенца «Бэби Бетховен». Оба фильма можно приобрести на дисках, где музыка расцвечивается кукольным театром и другими символическими образами. Эти диски предназначены для трехмесячных младенцев. Поскольку в три месяца бэби еще не могут сидеть, родители вынуждены держать их перед монитором, а поскольку эти младенцы только что научились фокусировать свои глаза, невозможно узнать, что они видят на экране.
«Абсолютно ничего, - комментирует известный психолог. – Вся эта видеоиндустрия для бэби – чистое жульничество».
Натиск родителей
Как только дитя поступает в детский сад, начинается суровый учебный тренаж. Никаких рисунков пальцем. Время для игр заменено обучением чтению и математике. Как только ребенок продвигается вперед, учебная нагрузка возрастает, а способность ребенка ее выдюжить измеряется тестами. Поскольку результаты тестов выражаются в цифрах – и можно поэтому их сравнить с нормой, идеалом и с показателями соседнего ребенка, - честолюбивые родители именно с этого момента начинают нанимать репетиторов.
В Америке процветает репетиторская индустрия в четыре биллиона долларов, и большая часть ее обслуживает детей из начальной школы. Если репетитор не помогает, предприимчивые родители требуют от школы, чтобы их ребенку отменили предельный срок на сдачу стандартных тестов. В 2005 году девяти процентам школьников в Вашингтоне, округ Колумбия, дали дополнительное время на их выпускные тесты. Их результаты – которые были посланы в колледжи без упоминания сделанной этим ребятам поблажки, вместе с результатами школьников, уложившихся в срок, - были в среднем намного выше, чем у остальных.
Издерганным родителями детям обычно грозит не только тяжелое учебное расписание, но также напряженная программа внеклассных занятий – уроки тенниса, музыки, балет, получение разряда по какому-нибудь виду спорта. Считается, что экстразанятия произведут благоприятное впечатление на приемную комиссию колледжа.
Вот тут я остановлюсь и предамся воспоминаниям. Уж очень этот американский натиск родителей напоминает то, что происходило в интеллигентных советских семьях в конце 60-х – начале 70-х годов. Сужу по себе.
Мой Жека
Так называли мы своего единственного сына Евгения, который сейчас, в Америке, и вовсе – Юджин. Разумеется, с рождения он спал под Моцарта, Гайдна, Баха. При Бетховене, Шопене и Чайковском он обычно просыпался и плакал. И мы отменили этих эмоциональных, возбуждающих младенца композиторов. Вскоре мы вообще отменили сопровождающую нас с утра до утра классическую музыку. Честно сказать, мы ее дружно возненавидели.
Нет, конечно, совсем от музыкального образования мы не отказались, водили бедного маленького Жеку, к музыке явно неспособному, в филармонию, в Мариинку и даже в оперетту, которую (единственную!) он выдерживал до конца.
Мы были не единственные одержимые прогрессивным воспитанием ребенка родители. Вторая жена Булата Окуджавы, Ольга Арцимович (они тогда жили в Ленинграде, и мы часто встречались) с рождения воспитывала своего Булю (ровесник нашему Жеке, названный по отцу – Булатом) по шведской системе. Из-за этой системы Буля стал раньше сидеть, ходить, расти и говорить. Не могу забыть шестимесячного Булю, абсолютно голого при открытом зимой окне (система предполагала крутое закаливание), сидящего прочно в кроватке и пьющего из кружки, закидывая назад голову, чистый лимонный сок. В результате он  опасно заболел двусторонним воспалением легких, и от закаливания пришлось отказаться. И с малых лет Буля воспитывался «под Булата Окуджаву» - уроки музыки, школа музыки, с детства знал наизусть весь репертуар отца, позднее ему аккомпанировал, сейчас Булат (Антон) Булатович Окуджава - маргинальный музыкант и композитор.
Вокруг нас роились разнообразные вундеркинды. Сын известного питерского литературоведа Якова Гордина – Алеша Гордин, опять же ровесник нашего сына, зачитывался книгами в пятилетнем возрасте, изучал английский язык, подвергался всем пыткам принудительного интеллигентского воспитания и вдруг, к ужасу родителей, проявил полную самостоятельность, взбрыкнул и... вместо университета пошел в милиционеры! Сейчас он – редактор питерского издательства.
Примеров – не счесть. Петя Ильинский, тоже ровесник Жеки, в детстве обладал какой-то невероятно цепкой и безграничной памятью, и в семь лет читал, как романы, тома Советской энциклопедии – один за другим. Он знал практически все. Взрослые специально готовили какие-то каверзные вопросы – чтобы его поймать. Не поймали ни разу. Как мы завидовали этому малолетнему эрудиту!
Вспоминаю московского писателя-фантаста Леонида Латынина. Он свою единственную дочь Юлю с детства готовил в писатели. Здесь не было ни родительского тщеславия, ни честолюбия. Было желание помочь Юле в устройстве судьбы. Если и был нажим, то незначительный, игровой. Леня говорил ей: «Пиши, что думаешь. Не обращай ни на кого внимания». А потом объяснял ей, как писать хорошо. Он сделал ее независимой. Сейчас Юлия Латынина – известный журналист и прозаик.
Поиск талантов у ребенка
В пять-шесть лет Жека любил рисовать – такие символические детские рисунки. Неплохо владел красками. Мы тотчас записали его в престижную школу рисования при Эрмитаже. Воспитательница водила детей по пустому (после закрытия) Эрмитажу, рассказывала про картины и художников, вырабатывала у них эстетический вкус. На другой день дети должны были прийти с собственными рисунками. Жека с удовольствием ходил по Эрмитажу, но рисовал все реже, а потом и вовсе перестал, и я рисовала за него. Художником он не стал, но к искусству пристрастился – сейчас у него своя небезызвестная на Северо-Западе галерея в некогда «русской» Ситке на Аляске.
Затем, в семилетнем возрасте, Жека увлекся шахматами. Постепенно он стал запросто побеждать наших взрослых знакомых. Мы тотчас пригласили к нему мастера спорта по шахматам. Результат был тот же – после нескольких уроков Жека деликатно вовсе отказался играть в шахматы. И с тех пор так и не играет.
Все вокруг старались учить своих детей иностранным языкам. Мне удалось устроить Жеку во французскую школу (куда я возила его на трамвае), а вдобавок, уже на автобусе - трижды в неделю на частные уроки, которые давала – и очень дорого - натуральная француженка, которую КГБ не отпускал обратно на родину. Пока Жека совершенствовался (так я надеялась) во французском под наблюдением настоящей француженки, я полтора часа бродила по морозным улицам, заскакивая погреться в магазины. Уроки эти длились больше года, до тех пор, пока француженка честно отказалась от Жеки. Подлинный французский от него отскакивал как от стенки горох. Я уже знала, как он умел отвергать то, что считал навязанным ему.
А пока что нам готовился сюрприз, могущий решить всю будущность нашего сына. Но не решил – из-за нас.
Жека всегда был подвижным, любил кружиться, прыгать и как-то странно, ритуально танцевать дома вокруг поставленной на пол и затененной лампы. Он не ходил, а летел через весь обеденный зал в Доме творчества писателей в Комарово.
Жеке было девять лет, он проводил в Комарово вместе с нами зимние каникулы. Мы заметили, что к нему как-то упорно присматривалась Вера Красовская, известный балетовед и сама бывшая балерина. Однажды она, совершенно неожиданно, вошла к нам в комнату и попросила Жеку снять свитер, шаровары и ботинки. Она долго мяла ему ногу, высчитывая расстояние между ступней, подъемом, пяткой, пальцами, икрами, суставами, делала какие-то сложные и непонятные вычисления, осмотрела всего Жеку, я уже не помню, как долго и что именно она вычисляла, но нам она сказала с воодушевлением человека, сделавшего важное открытие, что никогда еще не видела мальчика, столь идеально созданного для балета. Что-то было сказано о гибкости стана и «осанке принца». Она поклялась, что говорит с полной ответственностью, что ошибки быть просто не может и что она берется устроить Жеку в легендарное Вагановское училище в сентябре, а пока что ему следует хорошенько потренироваться, и это тоже она берет на себя.
Жека – артист балета? Этого еще не хватало! Она, наверное, пошутила. Мы были смущены и возмущены. Нет, нет и нет! Уходя, Красовская сказала с укором: «А жаль – пропадает талант!» И добавила, что впервые встречается с такими глупыми, нелепыми и равнодушными к судьбе своего одаренного сына родителями и что таланты на земле не валяются. Она была гордая и совсем не щедрая женщина. Ее сиятельного внимания тайно, всеми правдами и неправдами, добивались сотни родителей, одержимых балетом. Безусловно, Красовская досадовала на себя, что впервые проявила заботу и инициативу и впервые в жизни ей был “от ворот поворот”.
Так мы решили за Жеку его возможную судьбу. А он бы пошел в балет с большим удовольствием. Но никто его мнения не спросил.
Добавлю только, что мой Жека не был совсем бессодержательным ребенком. На него нападали страстные увлечения. Например, ловля и раскладка в кляссерах бабочек и чтение всего относящегося к чешуекрылым, включая Набокова и Аксакова.  Он даже сделал какое-то микрооткрытие в отряде крохотных голубянок.
Было много другого интересного, но хватит. Знаю только, что свое призвание Жека давно нашел. В пять лет в Коктебеле он часами разговаривал, вдумчиво и эффектно подбирая слова и выражения, с Борисом Слуцким. Отнюдь не сентиментальный Слуцкий иногда с восторгом передавал нам какие-то удачные Жекины фразы, его собственные словечки и уникальные детские фантазии... и так тянулось долго, лет семь, пока мой сын не нашел себя. Нашел – и тут же потерял, отбыв с нами в Америку, утеряв прежде всего свой любимый, основательно им обследованный родной русский язык, с которым Жека увлеченно играл и его возможности испытывал (в разговорах и уже на письме). Это уже походило на трагедию, которую нескоро наш 13-летний сын превозмог, упиваясь ностальгическими воспоминаниями, и заменив, наконец, скрепя сердце, свой шикарный русский на банальный английский.
А теперь переходим к американским детям, которым предстоит попасть в колледж – благодаря родительской сверхбдительности. Мой Жека – тоже американец, и я тоже готовила его, неимущего эмигранта, – упирая на наше с мужем диссидентское прошлое и на Жекино полиглотство (как никак, формально три языка!) – в престижный Джорджтаунский университет в Вашингтоне, куда он без всяких проволочек и поступил. Как и многие американские родители, я в Америке была такой суперактивной и изобретательной мамашей, и мои подвиги на этом поприще еще не все перечислены. Когда-нибудь расскажу, поделюсь ценным опытом с эмигрантскими родителями. А пока что...
Колледж: во что бы то
ни стало и чего бы нИ стоило
И вот американские подростки, отягощенные не только школьными знаниями, но и разнообразными внешкольными, подошли к своему Судному дню – подаче заявлений на прием в колледж. Члены приемных комиссий сегодня не знают, что им делать с этими заявлениями – так очевидно, что многие были заполнены кем угодно, только не самими абитуриентами. Если родители не чувствуют себя способными успешно заполнить это заявление, они могут обратиться к IvyWise – фирме, предлагающей – за плату от трех тысяч до сорока тысяч долларов! – почти наверняка устроить ваше детище в колледж. Услуги этой предусмотрительной фирмы включают все виды помощи для эффективного заполнения всяческих анкет и «Мастерскую писателя», где ребята учатся, как писать вступительное эссе и как придать ему «оптимальную форму» для приема в колледж.
Когда студент отбывает в колледж, родительская страстная опека на этом не кончается. Многие матери и отцы, или их помощники в офисе, редактируют, а то и полностью переписывают работы своих детей.
Причины появления
суперродителей
Одной из главных причин ученые называют ощущение опасности, исходящей от глобальной экономики. Когда в 1957 году Советский Союз запустил искусственный спутник Земли - курс обучения в американских школах и колледжах круто сдвинулся к математике и другим точным наукам.
Второй причиной, породившей отряды сверхбдительных родителей, было открытие в конце двадцатого века уникальной «пластичности мозга». Вот о чем говорит это, когда-то сенсационное, открытие: хотя частично мозг младенца есть продукт генов, по сути он – все равно что глина. После рождения мозг формуется опытом, добытым малышом, а также количеством стимуляции, которую он получает в первые три года.
Недавние исследования не подтвердили эту теорию. Вывод, в основном, таков: окружение, домашняя и внешняя среда обыкновенного ребенка дают ему все необходимые стимулы.
Многие ученые теперь считают, что мания «стимулирования ребенка» была чистым позором. Да, младенческий мозг на диво пластичен, он формируется долгие годы, и главное здесь – самостимуляция. Пока ребенка дрессируют, занимая его внимание всякими «научно одобренными» изобретениями и игрушками, следовало бы разрешить ему играть самому – во что он хочет. Когда дети исследуют сами свою среду обитания – принимая решения, рискуя, справляясь с сопутствующими беспокойством и страхом, - их неврологический аппарат совершенствуется. Если, с другой стороны, дети защищены от такого «пытайся – ошибайся» опыта, их нервные системы «буквально сжимаются».
Такую атрофию можно пропустить в раннем возрасте, когда неуемные родители делают для ребенка то, что он должен был бы делать сам, но как только он поступает в колледж, душевные убытки – очевидны. Напуганные с детства тем, что мир полон опасностей, эти студенты – ужасные пессимисты и не идут на самый малый риск. Это лишение детей радостного предвкушения будущего – худшая форма насилия, которому подвергли их родители.  Потакая им во всем, эти родители серьезно помешали развитию у своих детей тех именно качеств – мужества, бойкости, оборотистости, независимого и оригинального мышления, – которые требует новый экономический порядок.
Эта новая порода молодежи, над которой, может, и до сих пор вьются вьюном родители, значительно позднее находит работу, женится и заводит детей – короче, они медленно и неохотно взрослеют. Вместо этого они со своими друзьями шляются по улицам, сидят в престижных клубах, играют в гольф и увлекаются видеоиграми.  Они предпочитают случайные связи и одноразовый, без всяких обязательств, секс.