НИНА АНАНИАШВИЛИ - МОЛОДАЯ И ПРЕКРАСНАЯ

Культура

Нина Ананиашвили – молодая и прекрасная – танцевала свой последний спектакль с труппой Американского балетного театра на сцене Метрополитен-опера, где она выступала как приглашенная звезда 16 лет. 27 июня Ананиашвили в балете «Лебединое озеро» прощалась с публикой. После окончания спектакля  на сцене при открытом занавесе состоялось прощание и с труппой. Каждая танцовщица из кордебалета подходила к Нине и дарила ей цветок. И Нина в благодарность «проплыла»  через всю сцену, переступая на пуантах, спиной к публике и лицом к стоящим танцовщицам: на этот раз она танцевала только для них. На сцену по очереди выходили солисты труппы (как постоянные артисты АБТ, так и гастролеры), репетиторы, дирижер, художественный руководитель труппы Кевин МакКензи. И все складывали букеты к ногам балерины. Дирижер в дополнение к букету подарил ей дирижерскую палочку. На сцену вывели Леночку, Нинину дочь трех с половиной лет (муж Нины, Грегори Вашадзе, министр иностранных дел Грузии, находился в зале). Леночка вместе с мамой кланялась публике, не пугаясь и не смущаясь светом, взрывом петард, громом аплодисментов.  Уже выходя на поклоны перед закрытым занавесом, Нина и два ее партнера – Анхел Корейа и Марсело Гомес – повторили исполненный ими на сцене «прощальный» трюк: Гомес - Ротбарт, державший Нину-Одиллию на вытянутых руках, вдруг кидал ее Принцу-Корейа, и тот ловил ее где-то у самого пола (в позе «рыбка»). Букеты цветов выносили из кулис представители театра, зрители – кидали из зала. Некоторые букеты рассыпались на лету, и дождь цветов летел на сцену.  Это был едва ли не самый праздничный и веселый прощальный вечер из тех, которые я видела. В зале плакали верные поклонники Нининого таланта. А Нина счастливо и радостно улыбалась всем нам, как будто танцевала очередной спектакль с огромным успехом, а не последний в своей жизни классический балет.

...Я увидела Нину Ананиашвили впервые в жизни тоже на сцене МЕТ в 1987 году, когда  балетная труппа Большого театра  после многолетнего перерыва приехала на гастроли в Америку. Уехав из России в 1977 году, я, естественно, не видела новых танцовщиков. Но имя грузинки Ананиашвили, окончившей Московское хореографическое училище в 1981 году и принятой в Большой театр, было мне известно: в 1986 году Нина Ананиашвили и ее одноклассник Андрис Лиепа получили Гран При и золотые медали на балетном конкурсе в Джексоне. Журнал «Данс Мэгазин»  поместил их фотографию на обложку. Когда труппа приехала в Нью-Йорк, я спросила у художественного руководителя балета Юрия Григоровича, кто из молодых танцовщиков не побоится дать мне интервью (конечно, в России шла «перестройка», но я, эмигрантка из России, еще не один год находилась под наблюдением тех, кто официально сопровождал труппу). «Андрис Лиепа не побоится», - ответил Григорович. Я встретилась с Андрисом, он и познакомил меня с Ниной Ананиашвили - в то время они были партнерами. Я увидела их обоих впервые на большом гала-концерте: они танцевали заглавные роли в первом акте «Ромео и Джульетты» Григоровича/Прокофьева. Кажется, для них это выступление являлось дебютом в данном балете. Эти юные танцовщики пленили мое сердце. Я поехала следом за театром в Вашингтон, где и увидела их в «Жизели». Черноглазая «грузинская княжна» была так нежна, так романтична! Ее красивые, певучие руки, ее музыкальность в сочетании с высоким сильным прыжком и  другими профессиональными достоинствами – все составляло своеобразие ее сценического облика. Снимать во время спектакля я не могла. В Лос-Анджелесе,  после окончания дневного спектакля, оба танцовщика выбежали ко мне через какую-то потайную дверь в стене и не просто позировали, но вдохновенно танцевали небольшие отрывки из второго акта на фоне стены театра.
Первым балетом, в которой Нина вышла на сцену в этом прощальном сезоне, и была «Жизель»...
Когда, открыв дверь домика, Ананиашвили появилась на сцене, трудно было поверить, что ей 46 лет. И дело даже не в том, что Нина и в жизни выглядит очень молодо. Но она сохранила  свои лучшие актерские качества – душевную чистоту и  душевное сияние, которые всегда были присущи ее героиням. Они и придавали молодость ее сценическому облику. Как существо из другой эпохи, Жизель Ананиашвили жила в мире гармонии и красоты. Поэтому даже мысли, даже намека на мысль о недоверии переодетому Альберту не возникало в ее сердце. И это при том, что красавец Альберт Гомеса был настолько благороден в каждом жесте и позе, что никакое крестьянское платье не могло скрыть его происхождение. Поэтому с такой тревогой смотрела на него мать Жизели. Но Жизель Ананиашвили ничего не замечала. Она и сходила с ума оттого, что жизнь разрушила светлый мир, в котором она жила. А в дисгармоничном мире она жить не могла. В сцене сумасшествия Жизель Ананиашвили старалась удержать в памяти  радостные минуты своего свидания с Альбертом, как будто надеялась сложить вместе осколки прежнего счастья. Именно душевной чистотой Жизели связала балерина оба акта балета. И в образе бесплотной виллисы 2-го акта она являлась Альберту не укорять и не продлять любовное свидание. Она печалилась, и в печали прощалась с Альбертом и прошлой земной жизнью. Она защищала Альберта от виллис, потому что никогда и не винила его в обмане и своей смерти. Такая Жизель не придет больше на его призыв, но ее не будет и среди злобных и мстительных ночных созданий. Ей уготованы иные выси... О Жизели Ананиашвили можно сказать словами Ангела, который в поэме Лермонтова «Демон» говорит о душах, подобных душе Тамары: «Творец из лучшего эфира соткал живые струны их, они не созданы для мира, и мир был создан не для них!».
Ананиашвили выступила в этом сезоне еще и в балете «Сильфида», но последним ее спектаклем стало «Лебединое озеро».
... В «Лебедином озере» я впервые увидела Ананиашвили в том же 1987 году, но уже в Москве, на сцене Большого театра, где в роли Принца дебютировал Андрис. И писала о них свою первую статью для «Дэнс Мэгазин». Как они были молоды! Как поэтичны!  И вот – Нина прощается с нами, выходя в образах Одетты и Одиллии. Ананиашвили танцевала и Жизель, и Одетту, как балерина прошлого века, или так, как это свойственно ей самой: не нарушая гармонии и в хореографии. Она не завышала арабесков, не делала акценты на выигрышных позах или прыжках.  «Все в ней гармония, все диво...»
Ее трепетная Одетта любила Принца. И стремление покончить с собой в последней картине происходило у Ананиашвили не только от крушения надежды освободиться от заклятья, но и от крушения веры в любовь. У Нины в последней картине я наблюдала трогающую до слез мизансцену: Принц в отчаянии опустился перед ней на колени. Одетта Ананиашвили прижала свои прекрасные руки к сердцу, а затем раскинула их в отчаянии: смотри, что ты сделал, нет больше любви, нет жизни,  пусто в груди...
И для образа коварной Одиллии балерина нашла решение в соответствии со своей актерской индивидуальностью. Ее Одиллия  была похожа на девушку, выпущенную на первый бал или долгожданный праздник. Она злорадно (но не злобно!) кружила голову Принцу, смеясь и наслаждаясь своей свободой, своей властью над Принцем, своими турами, своими аттитюдами... Она дразнила и увлекала... И Принц – Корейа с первого взгляда готов был ее любить. Он вторил ей счастливой улыбкой, ликующим полетом. Он позволил себе мгновенно поверить в обман, потому что та, на озере, конечно, нежна и прекрасна, но печальна. А эта – красива, весела, стремительна, она – женщина, которая очаровывает и похожа на ту, в белых перьях.  Как ее можно не любить?
Весь спектакль шел на подъеме. Даже Корейа не держался своего привычного сценического образа – вечного мальчишки с улыбкой от уха до уха.  На этот раз он следовал сценическому образу. Как всегда, поражал своей чистотой и красотой исполнения классического танца Геннадий Савельев (Друг Принца). И, конечно, Марсело Гомес,  с которым никто из артистов АБТ не может сравниться в роли Ротбарта на балу. В версии АБТ  у Ротбарта две ипостаси: монстр (странная помесь рептилии с бараном) и красавец-соблазнитель женщин, бесстыдный и неотразимый. Пока во втором акте Одиллия и Принц ожидали своего выхода за кулисами, Гомес, обольщая невест и танцуя свою вариацию, оживил атмосферу на сцене и в зале (унылое исполнение характерных танцев  очень понизило тонус спектакля), а затем появились Одиллия и Принц – и атмосфера совсем накалилась. 
 Так Нина Ананиашвили последний раз танцевала «Лебединое озеро» с труппой АБТ. 
Конечно, Ананиашвили по-прежнему остается не только художественным руководителем, но и балериной Государственного балета Грузии. Если грузинская труппа приедет на гастроли в Америку, Нина еще выступит перед нью-йоркской публикой. Не в классическом репертуаре. Но, возможно, в балете Фредерика Аштона «Маргарита и Арман». Театральная жизнь – это ящик с сюрпризами.  Но мы попрощались с Ниной Ананиашвили – классической балериной уходящей эпохи, мы запомним ее молодой и прекрасной, какой она была в тот вечер. Мы запомним ее Королевой Лебедей и обворожительной женщиной, кружившей голову принцам. Закончился этап не только в ее жизни. Ананиашвили относится к плеяде лучших танцовщиц Большого театра разных поколений, но  в силу обстоятельств она фактически принадлежала этому театру только отчасти. Она создала свой творческий мир, в который входили сцены разных стран, в том числе и Большой, и репертуар хореографов разных стилей. И в рамках своего мира она творила и была любима зрителем. Но на любой сцене и в любом репертуаре Ананиашвили сохраняла стиль Большого балета, благородную манеру исполнения классического танца, привитую ей в русской школе и свойственную ее творческой индивидуальности. С уходом Ананиашвили из классического балета закрывается еще одна страница прекрасного русского искусства ХХ века. Сегодняшний день, как и должно,  внес много изменений в это искусство, но письмена на новых страницах пока неразборчивы.