Не плачь, милый ПРИЗРАК...

В этом году труппа — одна из лучших в мире - отмечает 125-ю годовщину своего создания. На генеральную дневную репетицию одной из премьер сезона - «Сомнамбулы» Беллини - и устремлялся недавно народ, осчастливленный бесплатными билетами и совершенно не смущенный тем фактом, что имя сицилианского композитора девятнадцатого века  Винченцо  Беллини (1799-1833) в афишах мировых театров , мягко говоря, не лидирует.
Он и не числился первым среди создателей итальянской оперы, справедливо отдавая лавры своему предшественнику, великолепному Россини. Ему было непросто соперничать и с ярким Доницетти. И все же дар удивительного мелодизма, которым Беллини обладал вполне, позволил ему занять свое, сугубо собственное место в истории музыки. О Беллини было известно, что он заучивал наизусть стихи из оперных либретто, подолгу декламировал их наедине с самим собой и скрупулезно отыскивал малейшее изменение интонации голоса: так рождались ноты. Беллини считал, что нужно идти навстречу певцу, понимать специфику голосоведения, а не нагружать вокальную партию  чрезмерным украшательством, не делать исполнение испытанием. С его легкой руки в итальянской опере появился герой-тенор, ему отдают и первенство создания так называемых «безумных арий» для героинь, теряющих рассудок... 
Композитор Беллини получил блестящее музыкальное образование, ему везло на поклонниц, а вот со здоровьем не повезло совсем - в 1833 году тридцатипятилетнего Винченцо Беллини не стало. Его последнюю оперу — одиннадцатую из созданных — Европа признала уже после кончины композитора во Франции.
Либретто «Сомнамбулы» написал поэт Феличе Романи — многолетний сподвижник Беллини, либреттист семи из десяти его опер. Неудача, фактически провал предпоследней — тяжелой и мрачной «Беатриче де Тенда» - привел этих двоих к разрыву. Но «Сомнамбула» была создана за два года до этого — в 1831 году, и дружба двух творящих казалась нерушимой, а судьба нового произведения оказалась счастливой. С двухактной «Сомнамбулы», а также с драматической «Нормы», созданной в том же году, началась европейская слава Беллини. Главная роль в «Сомнамбуле» досталась Джудитте Паста—  знаменитой оперной диве ( точнее, как тогда  часто делалось, была написана специально для нее). Альвино исполнял один из лучших итальянских теноров того времени Джованни Баттиста Рубини.
«Сомнамбула» получила название «полусерьезной» оперы: в ней довольно и глубоких страстей, и смеха — и совершенно прозрачных ассоциаций с днем сегодняшним...
Действие разворачивается в швейцарской деревне, где идут приготовления к свадьбе Амины (французская оперная звезда Натали Дессей) — всеобщей любимицы, которая выходит замуж за богатого крестьянина Альвино (красивейший латиноамериканский тенор Хуан Диего Флорес). Несчастна только Лиза, хозяйка местной  гостиницы (Дженнифер Блэк): она влюблена в Альвино, а соискатель ее руки и сердца Алессио (Джереми Гальон) ее только раздражает.
Неожиданно появляется чужестранец — граф Родольфо (Мишель Пертуси), которому Лиза предлагает комнату на ночь в своей гостинице. По мере наступления темноты жители деревни начинают  проявлять беспокойство: ночью здесь часто видят ужасный призрак. Граф призрака не боится — он даже не возражает увидеть его. Когда все исчезают, Лиза узнает в чужестранце наследника бывшего местного графа и заманивает его в гостиницу. Они флиртуют, но неожиданный шум заставляет Лизу ретироваться из комнаты постояльца, уронив при этом шарфик. И тут в белой ночной рубашке появляется Амина: вот кто пугал местное население своими прогулками во сне! Граф обо всем догадывается и деликатно уходит, чтобы не спугнуть девушку, которая не ведая, что творит со своей репутацией идеала чистоты, укладывается в его постель, перестает бормотать и засыпает. Но злорадная Лиза немедленно приводит народ полюбоваться: вот! Все шокированы, проснувшаяся Амина пытается оправдаться, но разгневанный Альвино отменяет свадьбу и снимает с пальца избранницы кольцо.
Действие второе тоже начинается с массовой сцены, но на этот раз хор, он же народ, решает все-таки выяснить, где тут правда, а где домыслы, и идет к графу (удивительные слова звучат в хоре: «Оправдай ее, если невинна, и помоги ей, если согрешила...» - то есть даже за грешницей признается право на прощение...) Родольфо  готов подтвердить, что Амина невиновна, но сокрушенный Альвино отказывается видеться со своим «соперником» и верить ему. Он решает жениться на Лизе — за ее честность!  Идут торопливые приготовления к свадьбе прежнего жениха и новой невесты, пара уже почти на пути к церкви, но тут снова появляется граф и продолжает убеждать маловеров, что всеобщая любимица страдает лунатизмом и зашла в его комнату бессознательно. Тереза шокирована поспешным решением Альвино оставить ее бедную дочь, но аргументы Лизы, утверждающей, что Амина неверна жениху, а уж ее-то, честную барышню, в комнате мужчины никто не заставал, оказываются сильнее. И тут мать Тереза гневно вынимает шарф, который Лиза обронила в комнате графа. Эта улика действует неотразимо: все сразу понимают, что хозяйка гостиницы — врунья и себе на уме. Неожиданно на узком мостике, ведущем от проема мельницы, появляется Амина — снова в ночном белом одеянии, снова не ведающая, где она, но так пронзительно горюющая о потерянном женихе и кольце, что Альвино наконец прозревает: не может девица-гулена, меняющая привязанности как платья, так сокрушаться... Кольцо надето на пальчик Амины во второй раз, она просыпается, впадает в ужасное смущение, а потом наступает всеобщая радость.       
 Содержание полно невероятных условностей и натяжек - какая же опера обходится без них? Но режиссура нынешней постановки восхитительно хороша и фантастически смешна: зрителю совершенно не приходится насильственно подчинять себя канону. В действии не чувствуется никакой архаики: хозяйка гостиницы Лиза предстает суетливым менеджером сегодняшнего дня, народ прибывает на сцену в одеяниях  сугубо современных и подчеркнуто каждодневных: жизнь не есть праздник, в опере не живут - ее либо смотрят, либо репетируют.  Вот актеры и приходят в современную репетиционную комнату, беспорядочно заваленную бумагами, снимают с плечиков костюмы и надевают их прямо поверх своих каждодневных прикидов. Главная героиня, тоже во всем том, что мы называем casual,  бестолково и весело выбирает  свадебные туфли - одни, другие, все дурацких фовистских, абсолютно исключающих одна другую расцветок, и останавливается на самых немыслимых — пронзительно зеленых: чисто дурочка... Но это не простая клоунада: в самом конце, когда выстраданный рай оказывается обретенным, цветовой выкрик становится знаком умиротворения. Теперь на героине зеленое платье - настоящее, сценическое, и туфельки выглядят  нарядными: гармония... 
Когда аплодисменты стихли и народ устремился к метро, кто-то в толпе явственно и испуганно спросил: они что, так и останутся кто в чем, не переоденутся по-человечески на премьеру? К счастью, нет, не переоденутся! «По-человечески» — это ведь именно так, как люди не одеваются, а одеваются бедняги оперные певцы, сходящие с ума под тяжелыми костюмами и тоннами грима. «Сомнамбула» в постановке  Мэри Циммерман задумана иначе — как иллюстрация двойной жизни: у каждого из актеров есть своя и театральная, у лунатички Амины — повседневная деревенская и таинственная ночная. Традиционное  чопорное костюмированное действо «стерло» бы двойную метафору, и пропали бы все очаровательные режиссерские находки вроде игры Амины с туфельками или стояния опозоренной Лизы спиной к зрителю - в свадебном платье, торопливо натянутом поверх деловых невыразительных шмоток. Молния у белого платья беспомощно расстегнута, плечи жалобно свисают: а так тебе и надо, не интригуй, злодейка!
...Сидела в зале и чувствовала — счастье. Тот случай, когда старая сказка пишется на новый лад не для демонстративного показа крестьян с мобильниками (вроде как очень это остроумно...), не для самоцельного превращения сельского схода в современный захламленный офис (хотя ассоциация с закрывающейся фирмой очень даже напрашивается...), а для обозначения простой истины:  люди остаются людьми. Среди изменившихся декораций, в иных одеждах - но со старыми глупенькими надеждами на идеальную любовь, с привычным и неистребимым желанием творить себе кумиров (чтобы немедленно их сокрушать, как только покажутся не соответствующими слепому обожанию).
Обожание и сокрушение совершенно достоверно обозначает хор, собирательное самостоятельное действующее лицо - как в греческой трагедии, только со знаком плюс. В античном театре хор чаще всего провозглашал, что случилось непоправимое, и требовал от прочих героев слез, обильных и безусловных.   В «Сомнамбуле» дело обстоит посложней — но в итоге веселей и комичней: коллективно поющие крестьяне и крестьянки возносят простушку-девушку до небес, потом немедленно осыпают проклятиями, как только на нее падает тень навета - и, наконец, найдя в себе человеческое (даром что коллектив - а видите, бывает...), дружно идут к графу искать защиты чести Амины. Вот такое усложнение характеров, такая сценическая эволюция сквозь века.
...Сценическая пышность оставлена, костюмы появляются только в финальной сцене, но высокая мера условности соблюдена во всей драматургической полноте. Кто мог доказать, что шарфик Лизы (как тут не вспомнить платочек Дездемоны!) был найден именно в комнате графа? Но - поверили. Где это деревня собирается, чтобы слушать бормотание лунатички, делать выводы и менять воззрения? А вот же собралась — и прониклись искренним горем оклеветанной, и всем стало жалко девушку, и желание клеймить пропало: озверение двуногих иногда откладывается. Нам — улыбнуться, многое  поняв.
Хорошо, что в жизни всегда есть место опере...