ПамЯтник генералу Скотту

Досуг

Вашингтон красив. Он задуман как столица великой страны, должен всем своим видом напоминать об этом – и это ему удается! Помпезный город! Широкие, светлые улицы, величественные, торжественные образцы классической архитектуры, размах монументальных колоннад, застывшие аккорды парадных лестниц, благородный мрамор, гранит и патина бронзы.
Впрочем, выросшим в СССР этот классический, неоклассический, ложноклассический стиль хорошо знаком. Обычный имперский!
Но США – республика, и любая экскурсия по американской столице начинается у иного купола, у признанного символа демократии – внушительного здания Капитолия. Эти визуальные маркеры – купол Капитолия и огромная игла обелиска Вашингтона, соединенные Национальным Моллом, широчайшей аллеей, главной осью города, определяют характерный силуэт столицы. Они видны отовсюду, их знает весь мир.
В одном ряду с ними по значению, но не по архитектурному величию – знаменитый Белый дом, симпатичное здание в колониальном стиле. Куда большее впечатление на меня произвела резиденция вице-президента США. Не его офис, что расположен напротив Белого дома, а место проживания. Между нами говоря, дом президента – единственный жилой дом в центре города – вызывает странное, едва ли не болезненное ощущение. Он не приватен, как любой нормальный дом, он публичен, весь на виду, всегда в центре внимания всего мира. Его с утра и до вечера окружают толпы туристов и полицейских, он притягивает демонстрантов и протестующих, по нему скользят, в него впиваются тысячи взглядов, и не всегда эти взгляды доброжелательны. На него нацелены сотни объективов, а когда стемнеет, он лихорадочно дрожит от непрерывных фотовспышек.
Я не суеверен и не вижу физической основы под такими терминами, как биополе, аура и прочая эзотерика, но жить в этом доме не хотел бы.
А вот немалое поместье (иначе и не назовешь территорию военно-морской обсерватории США) по Массачусетс авеню, на зеленом холме в районе посольств, с огромным старым парком, большие деревья которого надежно скрывают особняк вице-президента, вызывает совсем иные чувства. Тишина, покой. Ни машин, ни прохожих, зато здесь же расквартирован полк морской пехоты. Она традиционно охраняет как иностранные посольства, так и верхушку американской администрации. Ей больше доверяют, чем спецслужбам
Памятники Вашингтону лучше всего рассматривать осенью, когда спадает удушающая жара и поредевшие кроны деревьев (а Вашингтон очень зеленый город) больше не скрывают монументы. Уже у Капитолия, в самом начале Молла, на обелиск Вашингтона угрюмо смотрит генерал Грант по прозвищу «Мясник», командующий войсками северян в гражданской войне.
Памятники стоят и вокруг Капитолия, и вокруг Белого Дома, и на каждой из площадей этого на редкость живописного города. И только на Арлингтонском кладбище их почти нет. Там нет ни оград, ни монументов, нет даже могильных холмиков. Лишь зеленая трава и каменные плиты у изголовий. Ровные ряды белых плит да вековые дубы и клены, роняющие осеннюю медь и золото. Вечный покой и тишина, как будто и нет посетителей...
А их много, особенно у могил неизвестных солдат и семьи Кеннеди. Любой президент как бывший главнокомандующий имеет право упокоиться на этом военном кладбище, но решение принимает его семья и, кроме Кеннеди, никто из них здесь не похоронен. В изголовье надгробной плиты горит вечный огонь, что необычно для Америки и потому привлекает внимание. Чуть дальше, прямо в траве около дорожки – маленькая табличка с именем его брата. Говорят, он не хотел даже ее.
С Арлингтонского холма открывается прекрасный вид на город и на центр Кеннеди на другом берегу Потомака. Он современный, большой, высокий, на три сцены, но строго функциональный и напоминает Кремлевский Дворец съездов.
В фойе на больших экранах видно то, что показывается на сцене, но больше всего мне запомнился бронзовый бюст. Даже не бюст, а огромная кудрявая голова Джона Кеннеди работы Роберта Беркса. Сначала скульптору кажется неряшливо сделанной, но стоит задержаться на минуту – и уже трудно оторваться от неё. Крупными, небрежными мазками и мелкими завитками бронзы Беркс сумел показать обаяние незаурядного человека, который и сейчас остается одним из самых популярных президентов!
Вечером после обязательных мемориалов Джефферсона и Линкольна, Белого дома и музеев еле бредешь, утомленный обилием впечатлений, и минуту передышки дарит Эйнштейн - памятник автору теории относительности работы того же Беркса, установленный в скверике у национальной Академии наук. Большой (двадцати одного фута высотой) ученый сидит, думая о чем-то своем. Он стар, и пришло время подводить итоги. Манера скульптора уже не колет глаз, хотя в центре Кеннеди казалась претенциозной. На первый план вышло умение выразить главное в человеке - его духовный мир. Не каждому это дано.
Конечно, бронзовый гений держит в руках книгу с формулой Е = МС2, хотя и так видно, что он мудр и поэтому грустен. И настолько обаятелен, что даже в этот поздний вечер его облепили дети туристов. Им нравится сидеть на коленях у дедушки, которые отполированы до блеска! Супруга гладила бронзу, а затем уверяла меня, что ощущает теплоту. Я тоже это почувствовал. Эйнштейн, как всегда, небрежно одет - он в свитере, мятых штанах и сандалиях на босу ногу. Создатель теории относительности понял под конец жизни, как мало знает, и усталым взглядом прощает нашего гида, человека, безусловно одаренного, вещающего утомленной пастве о единой теории поля...
Неподалеку мемориал павшим во Вьетнаме. Черные мраморные стены и толстые книги под стеклянными колпаками. Их задумчиво перелистывают редкие туристы. На мраморе и на страницах - имена погибших. Небольшая бронзовая скульптурная группа из трех молодых солдат, поддерживающих друг друга. Один с негроидными чертами – это едва ли не первое скульптурное изображение афроамериканца в Америке! Автор композиции мемориала - молодая американская китаянка.
Всего же в городе около трех тысяч памятников и большинство из них – привычные скульптуры на постаментах. Главным образом, генералы. Никогда в жизни я не видел такого количества генералов! Как правило, они скачут на лошадях, простирая вперед руку со шпагой, или с палашом, или с кавалерийской саблей. И только самые гениальные обходятся без холодного оружия, но таких немного. Они в разнообразных мундирах, в погонах и эполетах, в фуражках, треуголках и шляпах с плюмажами. Есть среди них и французы, и поляки, и немцы, и латиноамериканцы. Очень, очень много генералов. Ну и лошадей соответственно. Но еще больше в скверах бездомных. Это беда столицы, поэтому на скамеечке посидеть и на памятник поглядеть вам вряд ли захочется.
Мне, однако, забронзовевшие генералы еще в Советской армии порядком надоели, поэтому из всей их когорты запомнился лишь великий, непревзойденный, несравненный генерал Скотт. Не потому, что я с детства любил читать о его подвигах и не потому, что за ним их числится необычно много или он как-то особенно в Америке прославился. Дело в ином. Наш артистичный, необычайно эрудированный гид впервые попал в Америку еще ребенком, в шестидесятых годах, а на столичном маршруте работает с середины восьмидесятых, с тех самых пор, когда первые русские турфирмы открыли первые маршруты. Он сам - памятник нерукотворный! Он знет все, в том числе и цену себе. Он практически не замолкал, капризно требовал внимания и мешал нам фотографировать. И правильно делал. Работал он блестяще! Надо, надо сказать спасибо «New Tours», по-моему, мы ездили на экскурсию автобусом от этой фирмы.
Но в тот раз в разношерстные ряды экскурсантов затесался на редкость дотошный и въедливый дедок, которого интересовало буквально все. Что это за дом, кто его построил, когда, сколько он стоит? А тот? А почему? Кому этот памятник? А этот? А... Гид подробно отвечал на вопросы и даже пытался с достоинством парировать явно провокационные и бессмысленные, но, согласитесь, невозможно знать все, тем более о таком большом и насыщенном достопримечательностями городе! Дед же считал, что и возможно, и необходимо, а гид просто не знает своего дела.
И на сотом вопросе и двадцатом памятнике доведенный до белого каления гид ответил, что это монумент в честь известного генерала Скотта. Вскоре мы поняли, что он поднял перчатку и принял вызов – с этого и началось великое противостояние. Оказалось, что и следующий памятник был воздвигнут в честь этого же славного генерала. Скептически настроенный дед, конечно, не поверил, и тогда гид объяснил ему, что великолепный генерал совершил не один подвиг и одержал много побед и что по американским законам за каждый таковой акт полагается памятник.
Вскоре разговоры в автобусе смолкли, слушали только героев разыгравшейся пьесы и ждали дальнейшего развития событий. Крайне заинтригованные, мы кружили по улицам столицы от монумента к монументу и что вы думаете? И третий памятник, и четвертый – все Скотту! Пока они были конными, дед терпел и лишь что-то бурчал себе под нос, хотя и не верил в такой фейерверк подвигов и в неслыханную щедрость американского правительства, но когда и скромный пеший памятник оказался посвящен феноменальному генералу – дед взорвался и заорал, что не позволит больше морочить ему голову!
– Но вы же должны понять, что генерал не всегда был генералом. – урезонивал его теперь уже иезуитски спокойный гид, – Он и рядовым солдатом совершал подвиги!
Так мы доехали до угла Пенсильвания авеню и 7-я стрит и там, в небольшом сквере, нас ждал очередной монумент. Фантастически победоносный генерал гарцевал на бронзовом коне и зорко вглядывался в дождливую даль. Дрожащий от бешенства дед потребовал немедленно остановить автобус. И каков же был конфуз, когда мы все дружно вышли под проливной дождь - так нас заинтересовал великий американский полководец и единоборство гида со злопыхателем. И наш Вергилий торжественно, с чувством, хорошо поставленным голосом прочитал надпись на постаменте: генерал Уинфилд Скотт!
Это и был единственный в городе памятник Скотту. Но, как я потом узнал, не тому генералу Уинфилду Скотту, который весил 150 килограмм и брал штурмом Мехико – ему трудно было ездить на коне, а тому, который был худой и молодой и под Мехико еще не был генералом.