Елена Яковлева: Не понимаю актеров, порхающих из театра в театр...

Журналист, идущий на интервью, должен твердо знать, какие вопросы он не имеет права задавать своему собеседнику. Спросить Елену Яковлеву об «Интердевочке» означало для меня профессиональное самоубийство.

- Лена, недавно по телевидению показали фильм памяти Виталия Соломина «Черный квадрат», в котором играли и вы. Что можете сказать об ушедшем коллеге?
- Очень cложно о нем говорить, потому что других пересечений у меня с Виталием не было, а на съемках этого фильма он практически ни с кем не общался. Мне показалось, что он человек скрытный, замкнутый. Не тусовался, как это обычно бывает на съемках, баек не рассказывал, больше лежал с полузакрытыми глазами. Может, только у нас он был такой? Иногда мы его все-таки пробивали... Но гнетущим молчание Виталия назвать не могу, он не напрягал им окружающих.

- А вообще, жизнь часто заставляет вас вспоминать “memento more”?
- К сожалению, да. Еще свежа утрата Иннoкентия Михайловича Смоктуновского, год назад из жизни ушел Олег Ефремов. Я не верю людям, которые говорят: мы не боимся смерти. Я об этом без паники думать не могу.

- Что для вас главное в жизни?
- Раньше на этот вопрос я отвечала двояко: кино или театр. Мучилась, боясь обидеть и то, и другое. Скажешь кино - обидишь театр, и наоборот. Точнее, не они обидятся, а я их обижу. Теперь же на вопрос: что для меня главное в жизни, я могу дать абсолютно четкий ответ: семья.

- Вы работаете в «Современнике» с 1984 года, но на три года уходили в театр имени Ермоловой. Почему?
-Мне, молодой актрисе, со всех сторон жужжали: что ты там, в «Современнике», сидишь? Ничего путного тебе сыграть не дадут, все расписано. Для этого есть такая-то актриса, для другого – этакая. А когда Владимир Андреев предложил в ермоловском театре главные роли, например, в «Идиоте», «Горе от ума», - я поняла, что крыша есть. Но за три года пребывания там почувствовала, что роднее «Современника» быть ничего не может. Все три года сравнивала: а как это было там? И каждый раз сравнение было не в пользу ермоловского театра. Не потому, что там актеры или репертуар хуже, нет. Просто тот коллектив – не родной! Я удивляюсь некоторым актерам, легко порхающим из театра в театр. Я понимаю, когда приглашают в антрепризу, – можно сыграть и вернуться. Многие актеры, в свое время ушедшие во МХАТ, часто интересуются: ну как там в «Современнике»? Вот поэтому я вернулась в родной дом.

- А в антрепризе вы играете? Чем она хороша и чем плоха?
- Раз, а то и два в месяц ко мне обращаются с просьбой об игре на стороне. Если уж играть где-то, то в таком спектакле, в который погрузишься от начала до конца. А побежать куда-то, по-быстрому сыграть – зачем? Работы и так хватает.

- Но мечта-то сыграть какую-то сокровенную роль у вас есть?
- У меня их (которые мечты) – множество, две из них осуществились: я сыграла в «Пигмалионе» и в «Играем Шиллера». А об остальных своих мечтаниях не скажу.

- В кино снимаетесь сейчас, Лена?
- Только что закончили сериал о следователе Каминской по Марининой – 17 серий. Было предложение из Ленинграда сниматься еще в одном телесериале, я отказалась, хотя предложение хорошее – просто нет на него времени.

- А на Западе вам не предлагали сниматься?
- Предлагали, но все это несерьезно.

- Почему?
- Играть на неродном языке – это не играть, а мучиться. У меня есть английский, но на магазинном, я бы сказала, уровне.

- Вы играете милиционера. Это дает вам возможность понять реальную криминогенную ситуацию в России?
- Нет, не дает, поскольку это – кино. В жизни все происходит намного жестче, нет киношной романтики. Смотреть на трупы в реальной жизни я не могу. Если говорить о том, что криминальное кино, телевидение захлестнуло экраны, то что поделаешь? Выяснилось, что у такого искусства самый большой рейтинг. Каждый канал посчитал необходимым и возможным сделать как можно больше криминальных передач. Причем идут эти передачи одна за другой, становится даже страшно. Одна из передач – не буду называть канала, на котором она идет, – посвящена тому, как совершить преступление, которое никогда в жизни не будет раскрыто. Сидят специалисты, всерьез дают советы: ребята, если, мол, последуете нашему совету, никогда вас не поймают, все будет хорошо. Поэтому – совершайте преступления... Нельзя же доходить до такого абсурда! Будь моя воля, я давно бы эту передачу закрыла.

- Я знаю, Лена, что вы нищим подаете...
- Считаю это нормальным.

- Но в России сколько нищих пенсионеров? Миллионов пятьдесят? Всем не подашь... Что же делать?
- Ой, я не знаю! (Долгая пауза). Если правительство не может решить социальные проблемы... Я считаю, что каждый лично должен решить для себя: кому и сколько он может помочь. Родители не в счет – это святое.

- Безусловно. А вообще вы чувствительный человек? Можете над книжкой
расплакаться?
- Конечно.

- История вашей любви с мужем предана гласности...
- У нас было так: я была замужем, а Валера не был женат. То есть женщина ждала от него ребенка и он обещал на ней жениться... В это время мы и «зароманились». Дочка у него родилась, но женился он на мне.

- Вы счастливы в браке?
- Из дома Валера не сбегает, налево не ходит, все хорошо. Я не знаю, что такое счастье, но вот жена Ландау пишет, что была счастлива. А я думаю: боже мой, как можно было так жить! Как можно любить человека, изменяющего тебе на каждом шагу! Я была просто потрясена, возмущена, говорила: не может быть такой человек лауреатом Нобелевской премии! Шучу, конечно, но... Коре Ландау нужно было совершить какой-то поступок, обратить на себя внимание, что-то делать, а не просто плакать в подушку. Ведь муж привел любовницу в дом да еще попросил не выходить из комнаты в ближайшие три часа! Я бы очень хотела сыграть такое, но пережить самой – никогда!

- Классику любите? Чайковского, например?
- Чтобы слушать классику, должен быть соответствующий настрой. Чайковский? Нет, пожалуй. Люблю помощней – Бетховен, Бах. До мурашек по коже.

- За рулем вы сами, кажется, сидите. Не проще ли по Москве добираться с помощью метро?
- Проще, но попробуйте со мной проехать (смеется). Перед спектаклем посторонние впечатления ни к чему: кто-то косо посмотрел, кто-то что-то сказал. И представьте себе, как ехать в метро после спектакля: с опухшими, красными глазами, носом. Пятнадцать минут на машине - это не двадцать пять на метро. Если еду на спектакль и попадаю в пробку - бросаю машину и иду пешком.

- Вы говорили, что ваша мечта – сделать сальто на роликовых коньках. Мечта
осуществилась?
- Нет. Мои спортивные увлечения связаны с ребенком. Сел он тут на лошадь и ускакал в поле. Поэтому я попросила лошадь и вот уже девятый месяц практически каждую неделю езжу верхом.

- На съемках обойдетесь без каскадера?...
- Конечно. Сейчас я себя более-менее уверенно чувствую в седле. Так что где-нибудь на съемках галопом проскакать смогу.

- Вы бывали в Америке. Вам понравились зрители?
- Принимали нас очень хорошо, но вот что мне не понравилось: люди спрашивают, в основном, о плохом. “А это у вас плохо? А это совсем плохо”? А тебя такой патриотизм разбирает, что начинаешь защищать то, что самой тебе, в общем-то, не нравится. А о хорошем люди почему-то не спрашивают.