Трагедия и счастье одной семьи

Культура

 

Узнав, что победители XI Международного конкурса фортепианных дуэтов в Майами (штат Флорида, США) Ирина Силиванова и Максим Пурыжинский возвратились в Москву, я, отложив дела, поспешил в Центральный музей музыкальной культуры им. И.М. Глинки на их концерт.
 Мне посчастливилось слышать Эмиля Гилельса, Святослава Рихтера, Генриха Нейгауза, Владимира Горовица и других выдающихся современных пианистов. Стараюсь не пропускать и выступления фортепианного дуэта Ирины и Максима. И не только потому, что Максим мой племянник, сын двоюродной сестры Адочки Пурыжинской (в девичестве Слуцкой), а и потому, что в транскрипции для двух фортепиано музыка великих композиторов звучит настолько глубоко и выразительно, что порой кажется, ее играют не два пианиста, а блистательный симфонический оркестр. Музыка завораживает, уносит в мечты, погружает в воспоминания. Вот и сейчас, слушая «Половецкие пляски» Бородина в исполнении дуэта, мне вдруг вспомнился предновогодний вечер (1951 г.) в доме моих родственников Слуцких. Я в то время служил на Тихоокеанском флоте, редко бывал в Москве, мы давно не виделись. За чашкой чая обсуждали семейные новости, когда в комнату стремительно вошел невысокий худощавый парень лет двадцати. Сообразив, что я не узнал его, Адочка подсказала:
- Боря.
Со слов сестры я уже знал, что он первокурсник филфака МГУ.
- Боря?! – не поверил я. Последний раз видел племянника мальчишкой, а теперь передо мной стоял молодой мужчина с волевым лицом и жестким выражением глаз.
- А вы – мой дядя Владик, - Боря оказался догадливей меня.
Мы обнялись, и Боря, задержав взгляд на моих офицерских погонах, неожиданно сказал:
- Хотелось бы поговорить с вами наедине. Вы бы могли быть нам очень полезны.
- Давай, - охотно согласился я, не понимая, кому это «нам» и чем могу быть «полезен».
- Но не сейчас. Меня ждут. – Не снимая пальто, Боря достал из шкафа какие-то бумаги, сунул их в карман, прихватил со стола пару бутербродов с колбасой. На вопрос матери «Ты куда?» коротко бросил: «На Кривоколенный» и, пожелав мне «До встречи», исчез за дверью так же стремительно, как и появился.
- В коммуналке на Кривоколенном, объяснила Адочка, - в комнате нашей бабушки, которая живет у младшей дочери, собираются по вечерам друзья Бориса – студенты и старшеклассники, обсуждают произведения классиков и современных писателей, читают собственные.
Лишь много лет спустя я узнал, чем в действительности были эти «литературные вечера». А тогда, в декабре 50-го, мне очень хотелось побывать на молодежном литературном собрании, но мой отпуск закончился, и я улетел во Владивосток, так и не заглянув на Кривоколенный, чем уберег от беды себя и свою семью.
 Адочка рассказала, что, оказывается, под видом литературных вечеров там собирались члены оргкомитета подпольной молодежной антисталинской группы «Союз борьбы за дело революции» (СДР), организованной Борисом Слуцким и его единомышленниками – студентами Владиленом Фурманом и Евгением Гуревичем. Я не оговорился: не антисоветской, а антисталинской. Члены СДР обвиняли Сталина в искажении ленинской линии построения коммунизма в СССР.
 Как собирались члены СДР – студенты и старшеклассники - бороться со Сталиным, сказать не могу. Не понимали этого, судя по всему, и в КГБ. Поэтому, арестовав в январе 1951-го шестнадцать «заговорщиков» ( самому старшему было 20, самому младшему – 16), следователи угрозами и пытками выбили у них «признания» в подготовке покушения на Сталина, Маленкова, Берию, терактов в депо Московского метро, в правительственном поезде, стрельбы по трибуне Мавзолея во время парада на Красной площади.
 Сталину отправили обвинительное заключение по делу, в котором «Союз борьбы за дело революции» был представлен молодежной еврейской террористической организацией. В нем, помимо подготовки террористических актов, говорилось и о попытках создать филиалы в разных городах СССР и в армии, а также о намерении установить связь с правительствами США и Югославии. Организация была представлена такой мощной, что лишь ее «своевременное разоблачение» сотрудниками КГБ спасло страну от верной гибели.
 Всплеск шизофренической ненависти «отца народов» к евреям превратил СССР в страну официального антисемитизма. Четырнадцать из шестнадцати арестованных «главарей разоблаченных террористов»  принадлежали к этой национальности. И Сталин дал «добро». 13 февраля 1952 года Военная коллегия Верховного суда СССР, заседавшая в Лефортовской тюрьме, приговорила руководителей организации Бориса Слуцкого, Владилена Фурмана и Евгения Гуревича к смертной казни. Их расстреляли 26 марта 1952 года. Десяти подсудимым дали 25 лет лагерей, троим, вообще не имевшим отношения к группе, – 10 лет лагерей. Лишь в 1956-м, после пересмотра дела, приговоренных к десяти годам лагерей реабилитировали, остальных, оставшихся в живых, освободили и в 1989-м реабилитировали. А расстрелянным (парадокс!) смертную казнь заменили на 10 лет лишения свободы.
 Вскоре после ареста Бориса Слуцкого  взяли его старшую сестру Адочку, мать Ревекку и за недоносительство приговорили по ст. 58-11 УК РСФСР соответственно к шести и семи годам лагерей.
 - Отбывая наказание в пресловутом «Вятлаге», - рассказала мне Адочка, - я поклялась: если уцелею и родится у меня сын, назову его Борисом.
...Адочке и ее матери повезло – их освободили из заключения по амнистии в 1953-м. После окончания Института иностранных языков моя сестра вышла замуж за инженера Владимира Пурыжинского. Первой родилась девочка. «Буду рожать, пока не родится мальчик», - твердо решила Ада. Появились на  свет  одна за другой еще две девочки. Лишь четвертым - сын Борис. Но одного брата для трех сестер, решили родители, маловато. И появился Максим.
Дети росли, и трехкомнатная квартира Пурыжинских превратилась сначала в «музыкальную школу», а затем - в «консерваторию». Переняв от отца абсолютный слух, дети начали заниматься музыкой с раннего детства. В квартире стояли рояль и пианино. Боря увлекся кларнетом, девочки и Максим- фортепиано. А когда старшие дочери вышли замуж, добавились два скрипача. Девять профессиональных музыкантов в одной семье!
- Было очень «весело» , - смеется Адочка, - когда они занимались одновременно. Кому не хватало места в комнатах, устраивался на кухне, а то и в ванной.
Сегодня в Москве остались лишь двое: Борис Пурыжинский – лауреат международных конкурсов, кларнетист Национального филармонического оркестра России под управлением В. Спивакова, и Максим Пурыжинский – лауреат многих международных конкурсов фортепианных дуэтов. Остальные Пурыжинские переехали в Германию. Ира – профессор двух консерваторий, в Германии и Австрии; Оля, выпускница Московской Консерватории, преподает в музыкальной школе в Кёльне; Маша закончила в Москве Институт иностранных языков, преподает английский. И все члены этой большой дружной семьи свято чтут память младшего брата матери – Бориса Слуцкого, которому «в награду» за правое дело злой рок отпустил всего двадцать лет жизни, нечеловеческие испытания в застенках КГБ и мученическую смерть.
 
После концерта, который прошел, как обычно, с большим успехом, Максим вызвался подвезти меня домой. По дороге он подробно рассказал мне о конкурсе фортепианных дуэтов, который уже в одиннадцатый раз, начиная с 1987 года, проводится в Майами. Его инициатором и организатором стала Лоретта Дранофф. Она и ее муж много лет выступали дуэтом, разъезжая по всей Америке в собственном фургоне, где находились их рояли, т.к. не в каждом городе есть зал с двумя инструментами. Из дневника покойного мужа Лоретта узнала, как он мечтал о создании конкурса фортепианных дуэтов. И организовала его. Конкурс в Майами стал самым сложным и престижным в мире. На участие в последнем – одиннадцатом, который выиграли Ирина и Максим, подало заявки сто фортепианных дуэтов из разных стран.
Одновременно с первой премией дуэт Силивановой и Пурыжинского получил и приз за лучшее исполнение произведения современного английского композитора Ричарда-Родни Беннета «Вариации на тему Лиллибурлеро». Композитор пригласил музыкантов на свой творческий вечер в Майами, куда они вылетели на следующий же день после концерта в Москве.

Корр. «РБ» в Москве
Владислав Шницер