Павлов и ближневостоЧный конфликт

В мире

В прошлый четверг, выступая в Каире на пресс-конференции, один из руководителей террористической организации ХАМАС Махмуд аз-Захар, можно сказать, провел опыт, подтверждающий теорию академика Павлова. Физиолог, как известно, кроме всего прочего, открыл и доказал наличие так называемой второй сигнальной системы, присущей только человеку. Я предлагаю заняться обсуждением открытия Павлова чуть позже, а сейчас поговорить о вкладе в науку упомянутого аз-Захара.
Итак, в Каире Махмуд аз-Захар в очередной раз огласил предложение ХАМАСа, направленное, как об этом мгновенно сообщили средства массовой информации, на установление между Израилем, с одной стороны, и исламистами с другой, перемирия сроком на полгода. Те, кто считает ХАМАС не террористической организацией, а национально-освободительным движением, уже готовы были торжествовать по поводу собственной проницательности: ведь говорили же они, что, взяв на себя ответственность за судьбы своих соплеменников, исламисты начнут, пусть и постепенно, все более и более реалистично воспринимать собственное место на политической сцене! Однако довольно скоро выяснилось, что радость была преждевременной - в интерпретацию заявления террористов вкралась ошибка, вызванная неточностью перевода. Всем в очередной раз стало ясно, что для понимания исламских юридических и религиозных терминов не достаточно лишь знания арабского языка. «В очередной раз» - потому, что такие случаи уже имели место быть. Например, в 2006 году ХАМАС высказывал свои претензии редакции газеты The Washington Post за «искажение» газетой заявления Исмаила Хании.
Впрочем, в происшедшем «виновны» не только переводчики. К неоднозначности терминов, употребляемых функционерами ХАМАСа, приложили руку и сами пропагандисты исламистов. Используя между собой арабские слова «удна» и «тахдия», для внешнего потребителя они применяют английские «truce» и «calm», означающие «перемирие» и «спокойствие» соответственно. Однако люди, хорошо знающие английский, утверждают, что первое слово может также означать «передышка», «затишье», а второе – «тишина » и «покой». Согласитесь, что эти английские слова очень близки по своему значению. Но арабские «удна» и «тахдия» не только разнятся друг от друга в смысловом значении, но и относятся к совершенно различным понятийным категориям.
Здесь я позволю себе привести один случай, который прекрасно демонстрирует то, как стереотипы мышления мешают людям правильно понимать не совсем обычные тексты. Преподаватель предлагал студентам запомнить такую фразу: «Третьего дня за околицей приземлился аэроплан». Месяца через два он попросил воспроизвести ее. Большинство студентов ответили так: «Позавчера около деревни сел самолет». Как можно заметить, в тексте сохранились главным образом данные о времени, прошедшем с момента наступления некоего события, однако все характеристики самого события и места события оказались существенно искажены. Произошло своеобразное приближение архаичного текста к современному состоянию языка.
Нечто подобное случилось и с заявлением хамасовского руководителя. Уже достаточно давно международное сообщество, возбужденное возможностью перевоспитания исламистов, обсуждало то ли сделанное, то ли не сделанное ХАМАСом предложение установить с Израилем длительное, чуть ли не на двадцать лет, перемирие и недоумевало, почему это Израиль не принимает столь великодушное предложение исламистов. И это слово – перемирие – вызвало столь сильный очаг возбуждения (по Павлову!) в умах миротворцев, что даже незначительное совпадение смыслов слов «успокоение» и «перемирие» вызвало то, что вызвало, – настоящую сенсацию.
Однако достаточно было кому-то сесть и не торопясь перевести текст заявления аз-Захара, как все стало на свои места. Аз-Захар вовсе не предлагал полугодичное перемирие. Он предложил «успокоение» сроком на полгода. Ближайшим к этому термину понятием является, по-видимому, термин «временное прекращение огня». Суть предложения ХАМАСа заключается в том, что Израиль должен снять блокаду сектора Газы, открыть все контрольно-пропускные пункты на границах сектора, передав их под контроль «исполнительных сил» ХАМАСа, и прекратить любые «враждебные действия» против террористов. Ответом на это стало бы прекращение ракетных обстрелов территории Израиля и диверсий на границе.
Что нового в этом предложении? Ничего. Между Израилем и ХАМАСом и прежде достигались соглашения об «успокоении». И каждый раз через некоторое время исламисты прерывали соглашение, обвиняя Израиль в несоблюдении его условий. Поводом всякий раз становилась антитеррористическая операция армии Израиля, проводившаяся в ответ на теракт, совершенный одной из многочисленных организаций, формально не подчиненных ХАМАСу, а на деле служащих как раз для того, чтобы давать ему возможность демонстрировать всему миру свою якобы непричастность к происходящему. На этот раз в роли такой твердолобой группировки, готовой сорвать гипотетическое «успокоение», выступила террористическая группировка «Исламский джихад», представитель которой сразу же заявил, что ее члены не поддержат ХАМАС в вопросе об «успокоении» в том случае, если эта процедура будет распространена лишь на Газу и не захватит территорий Иудеи и Самарии.
Об очередном словесном трюке исламистов не стоило бы и говорить, если бы не одно обстоятельство. Формула ословского процесса «территории в обмен на мир» за прошедшее с момента начала этого процесса пустила в сознании многих израильтян столь крепкие корни, что израильское общество оказалось разделенным. Опросы показывают, что значительная часть израильтян готовы на значительные территориальные уступки арабам. Условие для таких уступок только одно – мир.
Людей можно понять. Из шестидесяти лет существования современного государства Израиль не было ни одного года, когда бы соседи Израиля не вели против него либо открытых военных действий, либо террористической борьбы. До тех пор, пока на горизонте не забрезжил «ословский мир», народ Израиля не видел из создавшегося положения иного выхода, как быть в постоянной готовности к отражению очередной атаки. Ословские соглашения положили начало процессу переформатирования сознания израильтян. Сионистский постулат о национальном еврейском характере государства начал размываться, заменяясь внешне привлекательной идеей демократического государства, в котором в мире и дружбе жили бы представители всех народов. Причем наибольшую часть этих «всех» составляли бы арабы – ведь к тем, кто проживает в Газе, а также на территориях Иудеи и Самарии, добавились бы и миллионы потомков тех, кто в 1948 году, поддавшись увещеваниям муфтия Иерусалима, «на время» покинули свои дома. Мировое сообщество, а с ними и левые деятели Израиля интенсивно продвигают идею обмена мира на территории, не поинтересовавшись мнением одной из сторон предполагаемого обмена, а именно мнением арабов. Незаметно, но верно происходит подмена понятий – людей убеждают в том, что причина арабо-израильского конфликта лежит в территориальной плоскости, игнорируя заявления лидеров ХАМАСа о том, что они никогда не признают права Государства Израиль на существование. Как только мы вспоминаем об этом, формула «территории в обмен на мир» сразу же оказывается несостоятельной, а следовательно, несостоятельным становится и весь ословский процесс.
В самом начале статьи я пообещал вернуться к Павлову и его открытиям, одно из которых подтвердил на практике лидер ХАМАСа. Речь идет о так называемых «сигнальных системах». Первая сигнальная система по Павлову - это система связей между неким материальным воздействием на организм человека или животного и реакцией, вызванной этим воздействием. Первая сигнальная система отвечает за выработку условных рефлексов. Вторая сигнальная система существует только у человека. Это система речевых сигналов, вызывающих реакцию, похожую на условный рефлекс, но при полном отсутствии внешнего воздействия.
Примером, который подтверждает правоту Павлова, может служить подписание Кэмп-Дэвидских соглашений и последовавшее за ними заключение в 1979 году египетско-израильского мирного договора. Мир с Египтом, обусловленный уходом Израиля с Синайского полуострова, выработал у части израильтян условный рефлекс, заставляющий искать мир с другими арабскими государствами исключительно в рамках территориальных уступок. Но на этом дело не кончилось. Не зря Павлов считал, что у человека в отличие от представителей животного мира существует еще одна сигнальная система. Условный рефлекс оказался настолько устойчивым, что теперь арабам не приходится даже вести переговоров и мире - им достаточно лишь произнести само слово «мир», и у многих в Израиле возникает ощущение близости его достижения.
Из этого опасного состояния, позволяющего арабам манипулировать евреями, есть лишь один выход. Необходимо раз и навсегда уяснить себе и запомнить как «дважды два», что какие бы то ни было переговоры можно вести лишь на условиях признания противоположной стороной Государства Израиль, а также отказа этой стороны от любых враждебных действий по отношению к Государству Израиль.
Этого будет вполне достаточно для того, чтобы не вспоминать о Павлове и его теории в ближневосточном контексте.