ТЕАТР - ЭТО ЖИЗНЬ

Культура

Всего четыре спектакля «Момик» по повести известного израильского писателя Давида Гроссмана представил нам 20, 21 и 22 марта тель-авивский театр «Гешер» под руководством замечательного режиссера Евгения Арье. Это было событие для всех, кто говорит по-русски в нашем мегаполисе. Явление высокой духовности и мастерства, истинной культуры. Все актеры, большинство из которых знакомы театралам Москвы и Тель-Авива, занятые в спектакле, вложили в него душу. А это всегда находит отклик и передается от сердца к сердцу, как ток высокого напряжения.
 Спектакль о Холокосте, о том, как отражается это безумие через множество лет на судьбах одной семьи, а значит, и народа.
Сейчас, в наши дни эта трагедия видится глазами девятилетнего мальчика Момика, от которого взрослые тщательно скрывают то, что с ними было в Освенциме.
Выходя из зала театрального центра «Трибека» в Нижнем Манхэттене, я надвинул поглубже козырек, чтобы скрыть слезы. А люди их не скрывали, хотя в этом трагическом представлении было и немало юмора. Но в спектакле такой глубокий подтекст, столько мыслей и чувств он вызывает, что невольно думаешь о прошлом и будущем.
«Момик» - явление истинноо высокого искусства, явление духовности. А нам его так не хватает! Ведь то, что привозят сюда заезжие гастролеры, никакого отношения к истинному театру не имеет.

И буквально через день оказался я на спектакле нового профессионального еврейского театра «Хаверим» - «Ктуба, или Свидетельство о браке». Он поставлен Виктором Топаллером по комедии израильского автора Эфраима Кешона. В нем заняты профессиональные артисты в основном ленинградской школы Лев Котляр, Светлана Кифа, Марина Бырько, Давид Варер, Инна Есилевская. Это смешная комедия держала зал в смехе и вызывала серьезные размышления об актуалиях семейной жизни. Театр только создан, и пока нет смысла говорить о шероховатостях, характерных для «первого блина». Тем более что спектакль в апреле будет показан в «Миллениум». Главное не это. Главное, что это росток того нового, что нам сегодня необходимо как воздух.
Виктор Топаллер взялся за неподъемную задачу создания репертуарного театра, который может стать центром культурного объединения общины. Попытки такие были и раньше, но...
Хотелось бы, чтобы задуманное состоялось, чтобы у нас был свой центр культуры со своей сценой, своим составом. Ведь известно, что таланты тянутся к талантам, и тогда...
Ах, как я размечтался! Но убежден, что публика, аплодируя актерам, приветствовала свои надежды, свою мечту. Конечно, нельзя сравнивать всемирную славу «Гешера» и первые шаги «Хаверима». Но это наш театр, наша надежда, и надо всячески поддержать дерзание творческого коллектива. Только бы не распался, только бы устоял!
В нашей иммиграции много талантливых людей, и есть надежда, что театр вытащит их из плена уютных квартир, и мы их увидим. Хаверим – это друзья. А друзья должны встречаться и творить прекрасное.
 А ведь всего сто лет назад вся Вторая авеню в Нью-Йорке состояла из еврейских театров. Высокое искусство всходило из глубокой нищеты и рождало гениев. Приехали они сюда из Российской империи. Об этом и мой рассказ.
 ...
Есть такое имя ЛЕОН КОБРИН. В его родном Витебске, как и в Белоруссии, имя это абсолютно не известно. Между тем он по праву считается одним из основоположников американской литературы на языке идиш, драматургом еврейских театров.
Леон Кобрин родился в 1872 году. Окончив хедер, увлекся анархизмом, социализмом и народничеством. В Витебске тогда работали такие полулегальные кружки, где молодежь жадно впитывала в себя новые идеи. С 15 лет начал писать сам. Посылал свои первые литературные опыты в петербуржский журнал «Восход», но их не печатали.
Отец Леона Рафаил Кобрин был мелким торговцем и очень набожным евреем, ярым приверженцем ортодоксальных традиций. К увлечениям сына относился враждебно. Особенно был недоволен кругом его чтения. Он хотел, чтобы сын приобрел какую-либо полезную профессию – портного или часовщика, на худой конец, парикмахера и читал священные книги. А Леон читал Глеба Успенского, Достоевского, Толстого, Тургенева, Горького, Чехова, Леонида Андреева. Между отцом и сыном пробежала черная кошка. Рафаил считал сына безбожником и революционером, а таких ждала Сибирь. Вместо того чтобы постигать законы бытия, сын постигал основы анархии.
Леон мечтал вырваться из гетто, из-за «черты оседлости». Он занимался в Витебском кружке самообразования и самовоспитания. При этом русская литература в соединениями с идеями социального переустройства мира дала в душе юноши поразительный эффект: он понял, что в России осуществить идею социальной справедливости невозможно. ...
И когда Леону исполнилось 20 лет – в 1892 году – он бросил родной дом в Витебске, свою ортодоксально-религиозную семью и уехал в Америку.
Как писал мудрый Шолом-Алейхем, все уехали в Америку, а оказались в Нью-Йорке.
Вы знаете, сколько русских евреев очутилось на переломе веков в этом городе? Миллион 400 тысяч! На каком языке они говорили? На идиш. Польские, немецкие, румынские, русские...
Леон Кобрин начинал, как все. Он был разносчиком товаров, рабочим на сигарной фабрике, пекарем и писал заметки для еврейских газет. В то время работающий иммигрант зарабатывал в неделю 10 долларов. И чтобы их получить, надо было изрядно попотеть.
Безнадежность постоянного безденежья, принадлежность к самым низким слоям общества, хамящие хамелеоны из своих, ощущение изгнания, своего добровольного изгойства – все это проходили и мы. Есть у нашего народа хорошая поговорка: плачься перед богом, а перед людьми смейся.
Леон стал переводить на идиш русскую классику, а также Гюго, Шекспира, Мопассана, Золя. Когда работаешь над переводом великих мыслителей, таких, как Лев Толстой или Достоевский, сам начинаешь осмысливать жизнь.
И он стал писать рассказы из жизни еврейской бедноты Нью-Йорка. «У меня всегда было сильное желание писать, но поскольку надо было зарабатывать на хлеб насущный, я отправился на фабрику по пошиву рубашек. Я работал, а в моей голове роились разные сюжеты, а моя фантазия уносила меня далеко-далеко от фабрики.»
 Он написал три романа, тридцать пьес, выпустил две мемуарные книги. И почти ежедневно в еврейских газетах Нью-Йорка появлялись его статьи. Литературу на идиш он открыл для себя в Америке. Публицистика – лишь одна из сторон работы романиста, драматурга, эссеиста. Более того, он был одним из создателей и постоянным автором социал-демократической газеты «Форвертс», которая начала выходить в 1897 году.
Что же главное в творчестве этого писателя? Еврейские кварталы Нью-Йорка, формы выживания в новом свете, в новом доме, антисемитизм (а этого «добра» хватало и тогда) . И подлинные человеческие трагедии в условиях иммиграции.
Рассказы Леона Кобрина «Карл Маркс» и «Бакунин» повествуют о борьбе евреев-социалистов и евреев-анархистов.
Интересная особенность у еврейского народа: как только он осваивается в окружающей среде, так сразу и начинает борьбу...сам с собою.
Ну, сегодня это понятно: идет не классовая, а кассовая борьба за гранты, за какие-то подачки американских благотворительных и филантропических организаций.
А тогда за что боролись? За лидерство духовное! Ведь это в крови: кто не мечтает стать вождем? И кто никого не признает? Мы!
Как правило, Леон Кобрин начинал свои рассказы с описания жизни евреев в России, а потом переносил героев в Нью-Йорк, где в борьбе за кусок хлеба гибнет мораль, где все продается и покупается. В рассказах «В рыбачьем поселке», «Карл Маркс» даны портреты радикально настроенных еврейских рыбаков, показывается их быт сначала в Белоруссии, в озерном краю, где плещутся Нарочь и Браславские озера, а затем и в Америке. Отражается быт рыбаков, их религиозный фанатизм. И как в Америке они отходят от всего этого, превращаясь в радикальных социалистов.
Он показывает нью-йоркское гетто Ист-Сайда.
Восточная часть Манхэттена в то время была заселена исключительно еврейскими иммигрантами из Российской империи.
 Единственной отдушиной для этих обездоленных людей был еврейский театр. Вся Вторая авеню в те годы была как сегодняшний Бродвей, только спектакли здесь шли на языке идиш.
В Нью-Йорке тогда и возникло Еврейское театральное общество, где драматурги, режиссеры и актеры, художники, меценаты и любители искусства обсуждали постановки, читали пьесы авторов, высказывали идеи. При каждом театре издавался свой журнал. Сюда ходили не только на спектакли, Здесь встречались молодые люди и начинались семьи, здесь бурлила жизнь. Из десяти долларов, которые зарабатывал иммигрант за неделю, пять он откладывал на театр. Потому что там была жизнь, пусть иллюзорная, но молодой человек там чувствовал себя ее участником. Евреи тогда говорили: от всех работ у меня в кармане одна прибыль – ничего, кроме болячек. Вареную картошку макали в селедочный расол и считалось, что едят селедку. Но театр – это все! Вот еврейская песня тех времен:

Ты идешь в театр, подкручивая усы.
И неважно, герой ли ты
И есть ли у тебя деньги.
Главное – тебя представят.
Ты идешь в театр
И что ты имеешь?
Приходишь сытым,
Уходишь голодным.
 
Великая культура на языке идиш создавалась в еврейских театрах на Второй авеню Нью-Йорка. Леон Кобрин написал для них 30 пьес, и все они были поставлены. Наиболее значительная из них «Янкель Бойле», в которой он показал «борцов за социализм». В 1910 году в Нью-Йорке вышло полное собрание его сочинений. Леон Кобрин писал: «Еврейская литература в Америке обладает своей собственной историей и собственным генезисом. Она не является продолжением старой еврейской литературы в России. Она развивалась без прямого влияния какой-либо другой литературы.» Но в данном случае он сам себе противоречит – ведь его творчество имело корни в русской литературе, он как писатель вырос из нее. Да и его герои, прежде чем стать американцами, жили в России.
Впрочем, американские писатели отвергали...самого Кобрина, не соглашаясь с его принципами народнической литературы, реализма. Они считали, что сами с усами, что именно они открывают традицию литературы на языке идиш.
В том-то и состоит трагедия, что литература на идиш не была единой. А еврейские писатели Европы (Германии, Англии, Франции) считали, что именно они первоткрыватели и законодатели мод в литературе на идиш. Так что единого литературного процесса в беллетристике идишистской прозы, поэзии и драматургии не было. Как всегда и везде в еврейской среде была междуусобица, в результате которой многие писатели переходили на языки тех стран, гражданами которых они становились.
А вот в Америке литература на идиш стала «полководцем человечьей силы». И одним из ее основателей стал Леон Кобрин. Особенно плодотворным было его сотрудничество с драматургом Яковом Гординым. Леон Кобрин писал в своих воспоминаниях: «Мы показали и создали новый тип еврея-социалиста, еврейской женщины-борца. Эти типы отличались от традиционных схематических образов. Они были живыми людьми, поднимающими проблемы, которые всех волновали. А базовая составляющая ментальности русских евреев – память о старом доме, о России, ее реках, озерах, лесах и людях». Этому и были посвящены пьесы Леона Кобрина «Квартира номер три», «Гетто Ист-Сайда», «Соня с Ист-Бродвея», «Соседка».
 О чем они? О проблемах ассимиляции, о судьбах еврейской культуры, об антисемитизме. То, о чем люди говорили, то, что обсуждалось в каждом доме. Это прочное погружение в американскую жизнь, о свободах, в которых еще надо научиться жить. Это было и серьезно, и смешно. Как говорил сам Леон Кобрин, в театре смехом утоляли голод. Если основным девизом обреченной на расстрел и ГУЛАГ еврейской культуры в СССР был «вперед, в светлое будущее», то в Америке основным девизом был «Назад, к своему народу!»
Критики отмечали сходство рассказов Леона Кобрина, которые с успехом приходили на театральные подмостки, с творчеством Максима Горького. Да и писатель не только не скрывал, а наоборот подчеркивал, что является русско-американским еврейским интеллигентом, радикалом, социалистом с уклоном в анархизм, что было весьма характерным и для российской интеллигенции на переломе веков.
Творчество Леона Кобрина было весьма популярным в Нью-Йорке. А в 1913 году пьесы Кобрина «Берчик в Америке» и «Утраченный рай» с успехом шли на театральных подмостках Одессы и других городов с еврейским населением Российской империи.
Сто лет назад еврейская культурная жизнь в Нью-Йорке била ключом. И неудивительно, что от многичисленных еврейских театров в ходе естественной ассимиляции стали появляться англоязычные театры Бродвея. Отсюда отпочковалась и знаменитая «фабрика грез» – киностудии Голливуда. Они были созданы теми, кто прошел театральную школу на Второй авеню. А кто на кого влиял – это вопрос для теоретиков и искусствоведов. Скорее всего шло взаимопроникновение культур.
Жаль только, что все это теперь осталось только в истории. Культура языка идиш, создаваемая столетиями, литература Менделе Мойхер-Сфорима, Ицхока-Лейбуша Переца, Шолом-Алейхема, Хаима-Нахмана Бялика, Леона Кобрина и Якова Гордина ушла в историю, потому что культура на идиш, объединявшая евреев Европы и Америки, исчезает. И это очень обидно. Так может статься, что театр «Хаверим», который рождается благодаря неукротимой энергии Виктора Топаллера, объединит всех нас в одно целое? Как бы хотелось, чтобы так и было!

ВЛАДИМИР ЛЕВИН