Что общего между Гитлером и Пикассо, Пелле и Горбачевым, Вуди Алленом и Иди Амином, Эйнштейном и Ленноном, Эвитой Перон и Фрейдом, Матой Хари и Махатмой Ганди, Лениным и Карузо, принцессой Дайаной и Чарли - нет, не ее «безутешным» вдовцом, а другим Чарли - Чаплиным? Единственное, что всех их объединяет поверх политических и профессиональных отличий, - это всемирная слава. [!]
Как-то я смотрел восьмичасовую передачу по общественному ТВ, она так и называлась - “Слава в ХХ веке”. Хорошо, что ее автор и ведущий Клайв Джеймс - не американец и даже не европеец, а из далекой Австралии. То есть, несмотря на мгновенный характер современных коммуникаций, все-таки человек со стороны, что и позволило ему взглянуть на означенный феномен объективно, отстраненно, насмешливо и цинично. Он не испытывал пиетета перед мировыми знаменитостями, о которых рассказывал, отличая реальные достижения в культуре, науке, политике и спорте от славы, которую они приносят.
Помню, приводил он замечательный пример с полькой Марией Склодовской-Кюри, которая стала мировой суперзвездой вовсе не за свои великие открытия в физике и химии, а главным образом благодаря голливудской мелодраме, где предстала в совершенно искаженном виде, но именно такой ее и полюбили миллионы кинозрителей. Кстати, самой Марии Склодовской-Кюри слава была совершенно безразлична - слишком увлечена была она своей работой, на тщеславие у нее не оставалось ни сил, ни времени.
Или другой пример. Знаменитого английского разведчика полковника Лоуренса - никто уже не помнит, каким тот был на самом деле, зато все знают его кинообраз. Любопытно: хотя полковник Лоуренс был маленького роста, на его роль был выбран самый высокий актер Голливуда. Пытаюсь представить это себе на личном гипотетическом опыте: вдруг я становлюсь настолько знаменитым, что Голливуд выпускает про меня фильм, где меня играет Шварценеггер, которому я, дай Бог, по плечо.
В том-то и дело, что слава окружает не реального человека, а его мифологизированный образ: сначала - искажение, а потом уже - слава. Либо славе предшествует симплификация, которая тоже есть искажение. Так произошло с Эйнштейном, который стал всемирно известен как человек, открывший, что “все на свете относительно”, и с Фрейдом - после того, как каждый усвоил, что сексуальное подавление вредно. Постепенно суперзвезда вытесняет того самого реального человека, который послужил материалом для ее создания. Живой человек становится пленником созданного из него образа, заложником собственной славы. Часто для славы даже не требуется яркая индивидуальность. Вот два примера: первый космонавт Гагарин и астронавт Армстронг, первым ступивший на Луну.
Другой феномен: негативное паблисити. Отрицательная слава равна положительной, антигерои завораживают публику не меньше, чем положительные герои, и даже скандалы идут на пользу уже прославленному человеку, чему множество примеров – от семейных склок между принцем Чарльзом и принцессой Дайаной и до судебного спора о детях между Вуди Алленом и его бывшей женой. Или взять того же Симпсона, обвиненного и оправданного в зверском убийстве жены и ее приятеля. Его слава как подозреваемого в этом двойном убийстве, конечно же, превзошла его славу спортсмена, спортивного обозревателя и актера.
Слава требует человеческих жертвоприношений, у знаменитости уже нет пути назад к частной жизни, которую бы не просвечивали рентгеном журналисты в угоду миллионам зрителей, слушателей и читателей. Прославленный человек больше не принадлежит самому себе.
Факт остается фактом: слава в ХХ и начавшемся ХХI веке носит откровенно киношно-телевизионный характер, а точнее - голливудский, то есть преимущественно американский, независимо от того, какого происхождения человек. Немцы Эйнштейн и Гитлер, русские Нуриев и Горбачев, итальянцы Муссолини, Карузо и Паваротти, французы Пикассо и Шарль де Голль, англичане Черчилль и та же Дайана - все они прошли соответствующую обработку перед тем, как стать мировыми персонажами, другими словами - американизированы. Именно здесь, в Америке, работает на полных ходах фабрика славы.
Упомянутый уже мной австралиец Клайв Джеймс показывал в своем фильме редкие кадры, где Гитлер дурачится с Евой Браун, и так эти кадры прокомментировал: “Эта парочка могла бы сняться в побочном эпизоде какой-нибудь второразрядной голливудской ленты”. Между прочим, именно эту фарсово-пародийную черту уловил в Гитлере и Муссолини Чаплин, а потому фильм “Великий диктатор” и получился комедией, а не трагедией. Забывая о принесенном ими зле, мы смотрим с улыбкой - ну, самое большее, с насмешкой - на суетливого толстяка Муссолини, на шутовского Гитлера, на помпезного Сталина, словно бы в самом оригинале уже заложена пародия! Их слава основана на фикции - заурядные, ординарные, серые люди, они прославились, как политические супермены. Недаром Троцкий гениально обмолвился о Сталине: «самая выдающаяся посредственность нашей партии». Недаром Сталин, просмотрев «Великого диктатора», рассердился и фильм запретил: диктатор не любит, когда смеются над другим диктатором, пусть даже диктатором-соперником. Клайв Джеймс долго искал американского аналога трем этим европейским диктаторам прошлого века. И таки нашел! Не отгадаете! Потому что американского аналога Гитлеру, Сталину и Муссолини он нашел не в политике, а на экране.
Догадались?
Тарзан!
В американской политике - противоположный крен: Рузвельт культивировал собственный образ, как обычного, домашнего человека - президент, не отличимый от избирателей. Но это тоже неправда, потому что на самом деле, то есть по происхождению, воспитанию и характеру, Рузвельт был отменным аристократом. Другая неправда образа Рузвельта - долгое сокрытие им самим, его помощниками и прессой того факта, что из-за полиомиелита он был калекой. Есть редкие кадры, которые при жизни Рузвельта так и не стали достоянием избирателей, - он ходит, переваливаясь с бока на бок, как утка. Через пару десятилетий, когда телевидение уничтожило само понятие частной жизни знаменитостей, Рузвельт уже вряд ли бы смог стать президентом.
Наиболее яркий и самоочевидный пример голливудской природы славы ХХ века - Рональд Рейган, который начинал, как заурядный актер, но стал великим актером и достиг всемирной славы, когда оказался в Белом доме. Все восемь лет он играл роль президента, но не забудем, что и всех остальных знаменитых политиков - Ленина, Гитлера, Муссолини, де Голля, Маргарет Тэтчер, Саддама Хусейна, Михаила Горбачева и полковника Каддафи, Билла Клинтона и Бориса Ельцина – также можно отнести к актерскому племени. Чтобы недалеко ходить, взять того же Ала Гора, который, пройдя голливудскую выучку, из деревянного истукана неожиданно превратился в довольно оживленного человека и в смысле мимики и жестикуляции стал полной себе противоположностью, что не помогло ему, увы, стать президентом. Но факт остается фактом: Гор – вице-президент и Гор – кандидат в президенты были как оригинал и пародия. Надо отдать должное не только ему, но и его учителям, тренерам, режиссерам, пиарщикам. Если весь мир лицедействует, то политики лицедействуют в большей мере, чем кто бы то ни было.
А помните кадры хроники с Лениным? Революция для ее вождя была массовым шоу, недаром он придавал первостепенное значение монументальной пропаганде и организации революционных празднеств и шествий, привлекая к этому делу таких талантливых художников, как Шагал, Кустодиев, Петров-Водкин. А кино считал самым важным из искусств. Именно кино сыграло ключевую роль в идолизации сначала Ленина, потом Сталина. Пропаганда была самым большим достижением Советского Союза, если не считать его тайной полиции - КГБ.
Помним мы и другое – именно кинокамера показала это urbi et orbi - как демонтируют статую Ленина и как Ленин, оторвавшись от пьедестала и приняв горизонтальное положение, летит в небытие. От великого до смешного один шаг.
Конечно, как сказал в свое время апостол Павел в послании к коринфянам, “звезда от звезды разнствует во славе”, но с тех пор, как это было сказано, столько воды утекло и резко, необратимо изменился сам характер мировой славы. Впрочем, именно церковь - все равно какая - первой поняла истинную природу славы, искусно ее используя задолго до изобретения кино и телевидения. А тем более после их изобретения. Тот же Иоанн Павел II с его путешествиями по нашему шарику, по нашей «глобал виллидж». А теперь представьте этого великого пилигрима без теле- и кинокамер. Не уверен, что он предпринял бы эти свои турне-шоу в дотелевизионную эпоху. Насколько труднее приходилось первому христианскому пилигриму - Иисусу, путешествия которого ограничивались пределами римской провинции Иудеи.
Читателям, возможно, покажутся некоторые мои парадоксы сомнительными либо поверхностными, что совершенно естественно в таком блиц-круизе вокруг и около мировых знаменитостей. Догадываюсь заранее: мне скажут, что слишком уж я падок на их парадоксальное выравнивание, не обращая внимания на профессиональные и нравственные различия. Но, согласитесь, слава - это всегда китч, а потому неизбежно отбрасывает тень на оригинал, из которого лепит образ масс-культуры. Разве виноват тот же Фрейд, что его революционное и многообразное учение сведено к тавтологии? Разве виноват Махатма Ганди, что стал героем примитивного телебоевика? Или самый утонченный и уединенный писатель прошлого века Марсель Пруст, которого кибицеры превратили в модного идола? Есть все-таки разница между безразличной к славе Марией Склодовской-Кюри и Мадонной, для которой слава является питательной средой и единственной реальностью. Ведь сказал же самый прославленный русский поэт:
Что слава? - Яркая заплата
На ветхом рубище певца.