Смерть блондинки

ЭПИЛОГ

У каждого детектива бывают проклятые дела. Таким проклятым делом для меня стало дело Эндрю Уоррена. Оно до сих пор мучает и гнетёт меня. В сущности я послал человека на смерть, не веря до конца в его виновность. Я тогда был ещё сравнительно молодой детектив, а районный прокурор Бронкса взялся за дело мёртвой хваткой. Я убеждал его, что в деле ещё много неясного, но он ни о чём и слышать не хотел. И я сдался. И долго после этого мучался, да и сейчас ещё мучаюсь.[!]

ГРОТ У ОЗЕРА

В 08:12 субботнего утра патрульный экипаж B7-12 получил приказ немедленно отправиться к северной границе парка Ван Кортланд в Бронксе. Там, у северной оконечности озера, найден труп. Об этом по телефону 911 сообщил неизвестный, сказавший, что звонит из Макдональдса на Форест-авеню. Диспетчер попросил звонившего подождать, пока не прибудет патрульный автомобиль. Патруль достиг закусочной в 08:25. Патрульные были совсем молодыми, «необстрелянными» ребятами, всего полгода в полиции. Обычно они выезжали на мелкие кражи со взломом, воровство, драки, ссоры супругов. А труп... Тем не менее, подъезжая к стоянке у закусочной, старший патрульный уже думал, как будет важно рассказывать приятелям после смены об этой истории. На паркинге стоял один вэн, к которому прислонился парень лет восемнадцати. Увидев подъезжающий патруль, парень сразу же пошёл ему навстречу.
- Это ты нашел... что-то там, в парке? - небрежно спросил старший патрульный.
- Труп! - важно сказал парень. - Фактически мой приятель нашел. Мы ехали вниз мимо озера на велосипедах. Горные велосипеды, знаете ли. Так вот Джо - это мой приятель - въехал в лес и вдруг кричит мне, чтобы я быстрее ехал к нему. И вот...
- Где теперь твой приятель?
- Он остался в парке. Он думал, что кто-то должен остаться там... охранять.
Джо ожидал их в самом запущенном месте парка, у живописного грота на северной оконечности озера. Среди кустов цветущего шиповника старший патрульный увидел площадку, на которой что-то темнело. Когда он подошел поближе, то увидел разлагающийся труп обнажённой женщины. Труп лежал лицом вверх, в нём копошились черви и жуки.
- Давайте быстрее к автомобилю, я должен всё сообщить начальству...
Но он не успел добежать до своей машины. У него начался неудержимый приступ рвоты. Сообщить о происшествии в участок должен был уже младший патрульный. Через двадцать минут к гроту прибыл сержант Вилтон. Он прежде всего объявил местность «сценой преступления» и приказал оцепить площадку около грота жёлтой спецлентой. Затем он послал полицейских обследовать по периметру лес и кустарник, окружавший грот, вызвал по рации CSU ( Crime Scene Unit, подразделение NYPD, включающее группу судебно-медицинских экспертов - team of forensic evidence techs - и группу обработки вещественных доказательств - cluster of evidence techs) и уж затем подошёл к трупу. - Надо вызвать ещё ребят, - пробормотал он.
Через полчаса двадцать полицейских во главе с лейтенантом 50-го полицейского участка Кэтрин Сильвер, двое детективов и CSU прибыли к гроту.
Фил Донован, нахмурившись, глядел на парк. Он не любил осмотр места преступления на лоне природы. И он не любил трупы, найденные в парке. Труп, найденный в парке, мог быть и подброшен в парк, а убит совсем в другом месте. В парке нет стен, выключателей, плоских полированных поверхностей. Словом, в парке нет ничего, где можно было бы найти надёжные отпечатки пальцев. Если вы обнаруживаете тело в доме, значит, есть место, с которого можно начинать. Начинать со связей тела и дома. Начать с выяснения того, кто еще связан с этим домом. Если труп не связан с домом, можно выяснить, как он появился там. Но труп в парке лишён индивидуальности. Лишён привязки.
Фил Донован направился к сотрудникам CSU, сгрудившимся вокруг трупа, которому в судебно-медицинском протоколе уже дали условное имя Джуди-1. Вес - 110 фунтов. Двадцать - двадцать пять лет. Блондинка. Цвет глаз установить невозможно. Носила недорогую косметику, недорогой лак для ногтей, но, очевидно, заботилась о своей внешности. Имелись какие-то волокна в ее волосах, вероятно, от обивки дивана и от одеяла. Удалён аппендикс - небольшой шрам выше лобка. Безымянная жертва начинала обретать индивидуальность. Шея Джуди-1 носила явные следы удушения. Смерть наступила примерно неделю назад. Эксперт полагал, что Джуди-1 перед удушением была изнасилована.
Фил заметил странную татуировку на правом плече мертвой. Женщина-змея, наполовину - рептилия, наполовину - соблазнительница. Он попросил фотографа сделать татуировку крупным планом. Фотограф кивнул, не прерывая своего занятия. Он не нуждался в напоминаниях, но знал, что детективы всегда чувствовали потребность указывать и напоминать.
Вернувшись в участок, Фил Донован поручил младшему детективу Ричарду Перлу, с которым начал расследование, проанализировать все сообщения об исчезнувших в городе и в штате людях за последние три недели. Возможно, кто-нибудь из пропавших соответствовал бы данным Джуди-1. Часа через два Ричард обнаружил заявление родителей некой Энн Лоуренс о том, что их двадцатитрёхлетняя дочь отсутствует уже две недели. Блондинка. Голубые глаза. Лоуренсы проживали в Бронксе, на Линкольн-стрит, их дочь снимала квартиру в большом здании на Кортланд-стрит, недалеко от парка Ван Кортланд.

ПОИСК

Дом Лоуренсов на Ривердейле напомнил Филу дом его бабушки - маленький, загроможденный, слишком темный, со странными запахами из кухни. Лоуренсы даже выглядели немного похожими на его бабушку и деда.
- Когда в последний раз вы видели вашу дочь? - спросил Донован миссис Лоуренс.
- Две недели назад, - ответила миссис Лоуренс. - Мы обычно говорим с ней по телефону каждое воскресенье. Я не слишком волновалась, когда она не позвонила в первое после встречи воскресенье. Но когда Энн не позвонила и в следующее воскресенье, я начала беспокоиться. Я попросила Дэна отвезти меня к ее дому. Он был тоже взволнован.
- Да, да... - закивал головой мистер Лоуренс.
- Мы долго стучали, но никто не отвечал, - продолжала миссис Лоуренс. - Тогда мы пошли к суперу дома. Он прошёл в квартиру по пожарной лестнице и открыл нам дверь изнутри. Мы сразу же поняли, что дочь отсутствовала довольно долго. Мусор страшно пах, и еда в холодильнике вся испортилась. И все ее рыбки в аквариуме были мертвы, плавали брюхом вверх. Энни всегда очень заботилась о своих рыбках.
- Да, да, - сказал мистер Лоуренс, - она всегда их кормила. Покупала корм в специальном магазине. Очень дорого, знаете ли...
- Тогда мы и сообщили в полицию об исчезновении нашей дочери, - продолжила миссис Лоуренс.
- Когда вы говорили с вашей дочерью по телефону, как она была настроена? Тяготило ли её что-нибудь? Была ли она чем-нибудь опечалена?
- Нет, скорее, наоборот. У неё было хорошее настроение. Она сказала, что встретила какого-то там фотографа. Что он хочет снимать её для журнала. Это была одна из ее вечных легкомысленных идей. У неё всегда были всякие идеи... Стать декоратором, брать уроки изобразительного искусства, изучать дизайн. Я - простая женщина. В мои дни мы женились, заводили детей и поднимали семью. Мы не изучали дизайн. Я даже не знаю, что это такое - дизайн.
Донован позволил ей поговорить ещё немного. Он понимал, что она нуждалась в том, чтобы выговориться, как-то успокоить нараставшее чувство тревоги.
- Вернёмся, однако, к её фотографиям, - сказал он через несколько минут. - Итак, она встретила фотографа...
- Фотограф, - задумчиво произнесла миссис Лоуренс, - да, дочь говорила о нём. Она сказала, что встретила его в каком-то там баре и что ему понравились ее кости. Понравились её кости (he liked her bones)! Как вам эти современные выраженьица? Что это вообще означает? Ну ладно, Бог с ним. Так или иначе, он предложил ей сделать несколько её фотографий. Он собирался опубликовать её фотографии в каком-то журнале.
- Ваша дочь сообщала вам имя этого фотографа?
Миссис Лоуренс в ответ лишь покачала головой.
- Название бара, где она встретила его?
Она снова покачала головой и умоляюще посмотрела на Донована.
- Это было две недели назад... - прошептала она. - Вы не думаете, что... Вы думаете, что имеется хоть какой-то шанс... Что она...
«Пришло время добраться и до этого», - с горечью подумал Донован, и вслух сказал:
- Миссис Лоуренс, вы не помните, ваша дочь имела татуировку?
- Да, да, имела. О, это была ужасная вещь. Она сделала её пару лет назад, когда ездила к своему жениху в Вирджинию. Я ненавидела эту гадость.
- У неё был жених?
- Я о нём мало что знаю. Он - моряк. Служит на авианосце. Видела его как-то раз.
- Хорошо, мы ещё к этому вернёмся. А сейчас я покажу вам одну фотографию.
Он вынул фотографию из плотного коричневого конверта и положил её на стол. Миссис Лоуренс взглянула на фотографию и отшатнулась..
- О Боже! - закричала миссис Лоуренс и, зажав голову двумя руками, зарыдала.
Мрачный и печальный процесс идентификации мёртвой девушки её матерью начался.
На следующий день, это был вторник, миссис Лоуренс нашла в себе силы передать детективу три фотографии своей дочери и имена нескольких её друзей. Донован потратил оставшуюся часть недели, знакомясь с друзьями Энни. Большинство из них не сумели дать детективу никакой полезной информации. Почти никто из них не верил в историю с фотографом. Они полагали, что Энни могла всё выдумать. Она была большой фантазёркой, но не была достаточно хороша для фотомодели. И лишь школьный товарищ Энни, Шарон Горовиц, сказал, что Энни действительно встретила в каком-то баре фотографа по имени Эндрю. Горовиц назвал несколько баров, которые посещала Энни.
Донован и Перл начали обходить бары, названные Горовицем, показывая фотографию Энни барменам и официантам. Джим Бон, бармен «Дядюшки Томаса», узнал Энни по фотографии. Он также сказал, что знал парня по имени Эндрю, который заходил иногда в этот бар выпить. Он называл себя фотографом, но был ли он им на самом деле, Джим Бон не знал. Он предполагал, что это была просто приманка для женщин.
- У него проблемы с правосудием? - спросил Джим Бон.
- Да нет, - ответил Донован, - мы просто должны задать ему несколько вопросов. Он может иметь некоторую информацию, которая могла бы быть нам полезной. Вы когда-нибудь видели этого Эндрю и Энни Лоуренс вместе?
- Может быть, хотя я и не уверен на все сто.
- Имейте в виду, что вы обязаны вызвать меня, как только Эндрю покажется в баре.
Через неделю, часов в десять вечера бармен Джимми Бон позвонил Доновану. «Он здесь, этот ваш Эндрю, сидит в нашем баре, - тихо сказал бармен в трубку, - обычно он сидит в баре около часа. Так что поспешите».
Через двадцать минут Фил Донован и Ричард Перл уже сидели за стойкой бара «Дядюшка Томас» и незаметно наблюдали за Эндрю. Это был элегантный молодой человек довольно приятной наружности, с мягкими осторожными манерами. Он был занят тем, что охмурял какую-то девчушку лет девятнадцати. Минут через двадцать парочка покинула бар. Эндрю вывел с паркинга свой «Додж - Караван», и девушка легко в него впорхнула. Машина рванулась вперёд. Детективы последовали за ними. Ещё через час Донован знал адрес Эндрю, Эндрю Уоррена, его телефон и его криминальную историю, точнее - полное отсутствие таковой. Он ни разу не подвергся даже штрафу за нарушение правил дорожного движения. Имел два автомобиля - «Додж - Караван» и маленький автобус, который использовал как передвижную фотостудию. Официально занимался фотобизнесом. В фотоклубах был известен как преуспевающий фотограф. Обычно высокопарно именовал себя художником портрета, но фактически промышлял на свадьбах и фотографировал девчонок для дрянных третьесортных журналов. Был женат и разведен.

АРЕСТ

Если полицейский решил арестовать вас, когда вы идёте по улице, чтобы бросить письмо в почтовый ящик, ничто не может предотвратить это. Не имеет значения, кто вы, кто ваши друзья, где работаете, сколько вы зарабатываете. Не имеет значения даже то, что вы никогда не переступали рамки закона, и может доказать свою полную невиновность. Невозможно в тот момент обратиться к более высокому начальству, ничего не выйдет даже, если вы потребуете разговора с лейтенантом или капитаном полицейского участка. Но вот если вы хоть чуть-чуть стали сопротивляться совершенно бессмысленному и даже незаконному аресту, то вы уже совершаете тяжкое преступление. И тогда, даже если вы ничего противозаконного и не делали и никакого повода для ареста не давали, вы можете быть арестованы уже на совершенно законных основаниях. В тот момент, когда офицер решает арестовать вас, ваши юридические права беспощадно и жестоко ограничены. Арест - это проявление абсолютной и неограниченной власти полиции.
Детективы сопротивлялись искушению немедленно допросить Уоррена. Они хотели собрать побольше фактов, побольше информации, прежде чем приблизиться к нему. Но настал момент, когда Донован составил аффидевит, в котором со множеством запятых и всяких других знаков препинания, но всего с единой точкой сообщалось следующее: Фил Донован, старший детектив 50-го участка NYPD (Бронкс), в ходе расследования причин смерти Энн Лоуренс получил информацию (которую прилагает на отдельном листе), несомненно свидетельствующую о том, что вышеуказанная Энн Лоуренс была убита и что в преступление вовлечён некий Эндрю Уоррен, проживающий по адресу 42-20 Becker Street. Донован просил, чтобы ему был выдан ордер (warrant) на обыск квартиры, фотостудии, гаража и всех транспортных средств Эндрю Уоррена, а также разрешено собрать все вещественные доказательства, имеющие значение при расследовании данного убийства, - фотооборудование, необработанные и обработанные фильмы, негативы, диапозитивы, готовые фотокарточки, кредитные карточки и прочие финансовые документы, а также квитанции всех покупок, сделанных Уорреном за последний месяц. Составив аффидевит, Донован встретился с судьёй Дэвидом Голдманом, который должен был на основе данного аффидевита выписать ордер на обыск и арест мистера Уоррена.
- Это слишком расплывчато! - сказал судья Дэвид Голдман, внимательно прочитав документ. - Это не аффидевит для ордера на обыск, это - аффидевит для рыбацкой экспедиции или получения кредитной карточки. При чём тут, например, квитанции...
- Чтобы доказать, что он ел в закусочной, где был обнаружен автомобиль Энн Лоуренс, и покупал бензин около парка, где был обнаружен её труп.
- А фотооборудование? Вы говорите о профессиональном фотографе, и вы хотите изъять инструменты его бизнеса. Как он будет зарабатывать на жизнь и платить налоги?
- Хорошо, пусть речь пойдет лишь о плёнках. И то лишь о некоторых. Мы думаем, что, возможно, он фотографировал свою жертву до и после убийства.
- Вы говорили с этим парнем? - спросил судья Дэвид Голдман.
- Мы не хотели приготовить его к расследованию. Это дало бы ему возможность уничтожить все вещественные доказательства.
- Тогда вы даже не знаете, может быть, он имеет хорошее алиби или вообще простое объяснение того, что произошло. Даже если подтвердится тот факт, что он фотографировал ее, завтракал с ней и покупал бензин около парка, - это ещё не значит, что он убил ее.
- Но это показывает, что он был, вероятно, как-то связан с преступлением.
Судья Дэвид Голдман поднял бровь:
- Детектив, здесь лишь я решаю, действительно ли связан тот или иной человек с тем или иным преступлением. И я решил, что вы не имеете достаточно оснований для ордера на обыск. Получите доказательства более явной связи между Уорреном и жертвой. Тогда я выдам вам ордер на обыск.
- Что теперь? - растерянно спросил Роберт Перл Донована в коридоре суда.
- Теперь мы пойдём выполнять указания нашего уважаемого судьи, поговорим с этим сукиным сыном, - ответил Донован. - Вначале несколько общих вопросов. Знал ли он Энн Лоуренс, фотографировал ли её. Тон самый дружественный. А затем...
Уоррен был в своей доме, когда зазвонил звонок. Уоррен открыл дверь. Перед ним стояли двое незнакомых мужчин. Оба дружелюбно улыбнулись ему.
- Мистер Уоррен?
- Да. Чем могу быть вам полезен?
- Детектив Донован и детектив Перл, - Донован показал свой значок. - Сожалеем, что побеспокоили вас. Мы должны задать вам несколько вопросов. Не возражаете?
Уоррен провёл их в гостиную. Детективы удобно расположились в креслах.
- Мы по поводу Энни Лоуренс, - дружелюбно сказал Донован.
- Энни Лоуренс? - нахмурился Уоррен.
- Вы знаете ее? - спросил Донован.
- Не помню, - сказал Уоррен, подумав. - Не помню.
- Блондинка, сто десять паундов, двадцать четыре года. Татуировка на правом плече.
- Не помню, действительно не помню. Может быть, встречал... - Уоррен пожал плечами.
- Вы не возражаете, если я воспользуюсь вашим туалетом? - вдруг спросил Перл.
- Да, конечно, - сказал Уоррен. - Справа от входа.
- Благодарю! - Перл прошёл к туалету, но затем повернул к фотостудии, помещавшейся слева от входной двери. Студия как студия. Стол, загроможденный газетами, журналами, фотоаппаратами и плёнками. Доска над столом с приколотыми к ней заметками на жёлтых бумажках и фотографиями. Одна из фотографий представляла собой портрет яркой блондинки, стоящей перед искусственным гротом в парке у озера. Яркой блондинки по имени Энни Лоуренс.

Перл зашёл в туалет, закрыл дверь и вымыл руки, с шумом спустил воду в унитазе и возвратился в гостиную. Донован в это время показывал Уоррену фотографию Энни Лоуренс.
- Не помню, может быть, и был знаком. Трудно сказать.
- Извините меня, - сказал Перл, - я должен на минуту выйти к моему автомобилю. Я оставил там блокнот.
Он спустился к машине и позвонил судье Стюарту. «Я могу сообщить под присягой, - заявил Перл, - что в его фотостудии я увидел свежую фотографию жертвы, сделанную на месте преступления. При этом Уоррен заявляет, что не помнит жертвы и никогда не фотографировал её».
Судья Стюарт с минуту подумал и сказал, что подпишет ордер и пошлёт чиновника суда, чтобы доставить ордер по месту жительства Уоррена. После этого Перл позвонил в полицию и попросил прислать на квартиру Уоррена нескольких полицейских, чтобы помочь при обыске. Возвратившись в квартиру фотографа, Перл услышал, как Уоррен спрашивает Донована:
- А что, собственно, произошло? Почему вы расспрашиваете меня об этой Энни Лоуренс? У неё какие-то проблемы с правосудием?
Донован бросил на Уоррена острый взгляд.
- Она была убита, - коротко сказал он.
- Вы думаете, что я имел какое-либо отношение к этому? - Уоррен слегка побледнел.
- Мы только хотим знать то, что вы знаете об Энн Лоуренс.
- Я делаю фотографии многих женщин, я не могу помнить их всех.
В дверь позвонили. Уоррен хотел встать.
- На этот раз встану я! - сказал Перл и открыл дверь. Помощник шерифа суда вручил ему ордер на обыск. Четыре офицера 50-го участка стояли позади него.
- Мистер Уоррен, - сказал Перл официальным тоном, - мы имеем ордер на обыск вашей квартиры и ваших транспортных средств.
Донован продолжил допрос Уоррена, а Роберт Перл с полицейскими занялись обыском. Через несколько минут Перл вернулся в гостиную - в руках он держал большую цветную фотографию Энн Лоуренс, снятую около грота в парке Кортланд и полиэтиленовый пакет, содержащий лист бумаги. Это была a model release form, подписанная Энн Лоуренс.
- Я только что слышал от вас, что вы не уверены, знали ли вы Энн Лоуренс! - усмехнулся Перл. - Возможно, этот документ немного поможет вашей памяти. Он подписан всего три недели назад.
Уоррен закашлялся и, очевидно, потерял способность что-либо говорить.
- Согласны ли вы добровольно проследовать с нами в полицейский участок для продолжения допроса? - спросил Донован.
- Я никуда не пойду! Это насилие и нарушение моих прав как гражданина США!
- В таком случае, мистер Уоррен, я объявляю вас арестованным по подозрению в убийстве Энн Лоуренс.
Он вынул наручники и сомкнул их на кистях Уоррена.

- Итак, - резюмируя итоги первого допроса, сказал Уоррену Фил Донован, - вы обвиняетесь в убийстве первой степени. Могут быть, в конечном счете, выдвинуты и другие обвинения.
Они сидели в крошечном кабинете Фила Донована на втором этаже 50-го полицейского участка. Уоррен прошёл процесс «первичной обработки»: у него взяли отпечатки пальцев, заполнили необходимые формы и сфотографировали.
- А теперь поговорим по существу вашего дела. - продолжал Донован. - Первый и самый важный мой вопрос - знали ли вы Энн Лоуренс? На первом допросе вы отрицали знакомство с ней.
- Я боялся, если я признаюсь в знакомстве с ней, то уже буду выглядеть как бы виновным. Я действительно встречал ее несколько раз в различных барах. Она хотела быть моделью и просила меня сделать несколько её фотографий. Я отказывался. Она не имела того, что требуется для модели. Но она продолжала просить, и я согласился. Я попросил, чтобы она заполнила и подписала типовую форму для фотомодели. Потом я сделал несколько десятков снимков. Это были совершенно стандартные чизкейки. Не было ни одного порно.
- Когда в последний раз вы её видели?
- В тот день, когда я её фотографировал.
- Вы имели секс с нею?
- Нет, нет. Это не в моих правилах. Я никогда не имею секса с теми, кого я фотографирую в коммерческих целях. Я имею в виду продажу фотографий в иллюстрированные журналы.
- Ваша сперма будет взята на DNA-анализ... вы не волнуетесь по этому поводу? Вы продолжаете утверждать, что не имели с ней секса?
Уоррен опустил голову и закрыл лицо руками. Когда он снова посмотрел на Донована, в глазах его стояли слёзы.
- Я... имел с ней секс. Я чувствую, что лечу куда-то в пропасть. Теперь вы мне уже ни в чём не поверите.
- Вы с ней имели добровольный секс? - холодно спросил Донован, не обращая внимания на его слёзы.
- Да.
- Действительно ли она была жива, когда вы расстались с ней в последний раз?
- Да.
- Хорошо, пока этого достаточно.
Через несколько дней после ареста Донован допросил Сюзан Смит, прежнюю жену Уоррена. Сюзан сказала, что о причинах развода с Уорреном она не хотела бы говорить, поскольку они не имеют никакого отношения к преступлению, в котором его обвиняют. Но она упомянула об одном странном обстоятельстве. Она страдала от бессонницы и часто пользовалась сильными снотворными средствами. С некоторых пор она начала замечать, что после того, как принимала снотворное, она пробуждалась со спермой в ней или на ней. Она спросила Уоррена об этом, и он с готовностью признался, что ему страшно нравится овладевать ею в то время, когда она спит. Он сказал ей, что находит это невероятно эротичным. Он почти полностью потерял к ней интерес в то время, когда она бодрствовала. Он даже сам начал что-то подмешивать ей в апельсиновый сок, который она пила перед сном. По-видимому, это был какой-то наркотик, так как её сильно тошнило по утрам. Детективы к тому времени уже знали, что в крови Энни Лоуренс медиками был обнаружен амнезол.
После долгих поисков Донован и Перл нашли одиннадцать женщин, позировавших Уоррену. Все они подозревали его в том, что он опаивал их наркотиком, а затем насиловал их. Донован знал, что никогда не сможет собрать достаточно доказательств, чтобы обвинить Уоррена во всех этих преступлениях, но этим, разумеется, можно было подтвердить и укрепить главное обвинение против Уоррена.
Самым страшным свидетелем обвинения стал Ден Роджерс. Арестованный за продажу наркотиков и драку, он сказал следователям, что в обмен на снятие одного обвинения может передать им некую ценную информацию об убийстве. Ден Роджерс сказал следователям, что он продал одну упаковку амнезола Уоррену незадолго до смерти Энни Лоуренс.

4. СУД

Следствие длилось около полугода. Районный прокурор Бронкса нашёл вину Уоррена доказанной, а следствие образцово проведенным, с соблюдением всех процессуальных норм. Дело было передано в суд. Свидетельские показания, перекрестные допросы... Каждый день добавлял очередные доказательства и очередных свидетелей. С каждым днём Элизабет Моррис, адвокат Уоррена, чувствовала себя всё более неуверенно. Её подзащитный слишком часто менял свои показания. Сначала он вовсе не знал жертву. Потом он признал, что он знал её, но никогда не фотографировал. Потом признал, что фотографировал её, но не имел с нею секса. Потом признал и секс, но сказал, что всё было добровольно. Потом возникло новое показание.
- Энни Лоуренс была крайне взволнованна после секса. Она приняла пилюлю амнезола, чтобы успокоиться, а затем в ярости вылетела из его автобуса. Это и был тот последний раз, когда он видел ее.
В своём последнем слове Уоррен плакал. Он сказал, что всё складывается против него, но он не убивал. И всё же присяжные единогласно признали Уоррена виновным в убийстве первой степени при отягчающих обстоятельствах.

5. ТЮРЬМА

В тюрьме Уоррен получил номер 3722-С. Общество, в котором ему предстояло провести, как оказалось потом, последующие пять лет, состояло из уголовников всех стран мира. Многие из них имели целый шлейф «дел», которыми они очень гордились. В тюрьме неукоснительно соблюдалась табель о рангах. Самыми уважаемыми были банковские грабители, затем шли профессиональные убийцы. Воры считались мелкой рыбешкой. Грабителей уважали, сутенеров презирали. Те, кто сидел за изнасилование, слыли аутсайдерами.
Пять лет Уоррен боролся за свою жизнь. Пять лет его адвокат оспаривал смертный приговор. В первый год его пребывания в тюрьме мать и сестра посещали его раз в месяц, но потом и им и ему эти свидания с искусственными разговорами о погоде и здоровье стали тяжелы и постепенно сами собой прекратились. Внешний мир для него постепенно умирал, постепенно умирал и его внутренний мир. Умирали его мысли и желания. Сужался мир чувств, красок, звуков и запахов. Его запахами теперь стали запахи тюремных туалетов, запахи плесени в камере, запахи редко и плохо вымытого тела. Мир его звуков сузился до мира тюремных шумов, однообразных и регулярных.
Труднее всего ему, фотографу, было привыкнуть к новому миру цветов. К серому и тускло-зелёному. Серой стала его кожа, на которую пять лет не попадало солнце, тускло-зелёными, мертвыми, как тюремные стены, стали его глаза, некогда такие блестящие и так нравившиеся женщинам. Часами он теперь мог смотреть телевизор без всяких эмоций. Раз в день ему была позволена часовая прогулка во дворе-колодце, где не росло ни единой травинки. Три раза в неделю он мог посещать гимнастический зал, два раза в неделю - душ, один раз в неделю - библиотеку. Но и в библиотеке, и в гимнастическом зале, и во дворе он делал то же самое, что и в своей камере, - тихо сидел, уставившись в одну точку, и позволял времени неслышно идти где-то рядом.
Благополучный исход апелляции казался ему нереальным. Он истощил все возможности обращения в верховный суд штата и теперь начал борьбу за жизнь через федеральную систему юстиции. Его самое последнее апелляционное обращение в федеральный суд указывало, что обвинение не сумело обеспечить его своевременным уведомлением об отягчающих его вину обстоятельствах. Этим были нарушены его права на защиту. Он все еще стремился выйти из тюрьмы, но признавал, что обречён.
Он думал о казни. Со времени, когда он попал в Камеру смертников (The execution chamber), уже три его напарника были казнены. Двое других были освобождены из Камеры после того, как DNA-анализ доказал их невиновность. Для Уоррена все они были, по существу, одинаковы. Единственная вещь, которая имела значение, состояла в том, что в обоих случаях они однажды уходили из камеры и уже более в неё не возвращались. Он никогда не думал о том, где они действительно закончили свой путь. Главное заключалось в том, что они не возвращались в Камеру. И ещё в том, что его Камера никогда не оставалась пуста. В Камере жили двадцать семь человек. Он знал имена лишь тех из них, которые спали рядом, - восемь имён из двадцати семи.
Это была единственная тюрьма в США, где разрешалось показывать смертников. Однажды камеру посетила экскурсия участников какой-то криминологической конференции. И Уоррен услышал, как один почтенный джентльмен сказал: «Мне кажется, что условия жизни в камере смертников почти идеально разработаны для того, чтобы подготовить человека к смертной казни.» Слова эти, такие простые и такие «учёные», вдруг возмутили Уоррена, в котором на мгновение вспыхнула искра гнева. Но только на мгновение. Ведь всё это не имело никакого значения - ни гнев, ни эти сытые, довольные люди, которых после экскурсии поведут в хороший ресторан. Значение имела лишь смерть. Все способы избежать ее были исчерпаны.

6. ФИНАЛ

Настал день, когда Уоррен покинул камеру смертников и переступил порог deathwatch-камеры. Часы начали отсчитывать последние 120 часов его жизни. В распоряжении Уоррена оставались пять дней.
С момента, когда заключённый перемещается из камеры смертников в deathwatch-камеру, по крайней мере один член deathwatch squad должен был находиться в камере со смертником. Они работали всего по четыре часа, но и эта короткая смена так их изматывала, что после четырех часов офицер нуждался в длительном отдыхе. Вначале время идет слишком медленно, зато под конец — очень быстро, слишком быстро. Появляется желание как-то его удержать, бить кулаками в стены, взломать железные решетки. Человек то плачет, то смеется. По сути, это не смех, а истерика. Если у человека остается пять дней жизни, то он старается отодвинуть мысль о конце на потом. Но по вечерам сознание неотвратимо фиксирует, что путь до могилы сократился еще на один день.
Пытаясь отвлечься, Уоррен начал считать ячейки проволочной сетки на окне, насчитав их десять тысяч. По ночам он ощущал, как по спине поднимался озноб, во рту становилось сухо, на лбу выступал пот. Он хрипел и задыхался, а дежурный офицер как мог успокаивал его. Задача дежурного офицера из deathwatch squad кончалась тогда, когда осужденный переступал порог камеры исполнения приговора и попадал в руки другой команды.
Команда по приведению приговора в исполнение («death team»), которая вводила в вену смертельную дозу яда, состояла из шести человек. Один из «исполнительной» шестёрки стоял у левой руки смертника. Он приводил в действие устройство, через которое шёл в организм яд. Второй должен был захлестнуть ремень поперёк груди смертника, прикрепить его руки и ноги к «операционному столу». Задача третьего состояла в контроле за правой рукой смертника. Правая рука была «запасной» рукой: если внутривенная линия на левой руке смертника не сработает, яд начнет вводить по вене Главный исполнитель правой руки. Пятый - врач - наблюдал за кардиограммой и должен был констатировать смерть. Начальник тюрьмы осуществлял, так сказать, общее руководство процессом. Все они не считали себя палачами. Они просто приводили в движение медицинскую машину введения определённого химического вещества в организм приговорённого.
Наступила последняя ночь.
12:01 А.М. Уоррена ввели в камеру исполнения. Он выглядел испуганным и ошеломленным, как и все смертники, вступавшие в эту камеру, из которой им уже не выйти. Уоррена положили на операционный стол. Его руки и ноги были быстро прикреплены к столу прочными широкими ремнями. Главный исполнитель кивнул медицинским техникам. Они подключили внутривенную линию к левой руке.
12:05 А.М. Главный исполнитель кашлянул и начал спокойно читать смертный приговор. Закончив чтение, он спросил Уоррена: «Вы хотите что-нибудь сказать?» Уоррен открыл глаза. Он хотел сказать миллион вещей - важных для всего человечества, тех, что он открыл для себя в последние сто двадцать часов своей жизни. Он планировал и репетировал заключительное своё слово. Слово, заключающее его жизнь. Но вдруг обнаружил, что ничего из своей речи не удержал в памяти. Ни слова! Он выдавил из себя хриплым голосом: «Это несправедливо! Всё несправедливо! Вся жизнь! Вы все это узнаете!»
Главный исполнитель подождал, не скажет ли Уоррен ещё чего-нибудь. Но Уоррена полностью опустошили эти четыре короткие фразы. Он снова закрыл глаза. Тогда начальник тюрьмы кивнул Главному исполнителю. Тот включил систему и дал ей нагреться, а затем нажал кнопку введения усыпляющего вещества. Глаза Уоррена медленно закрылись, он уже не сознавал, что дрейфует в последний свой сон. Измученный почти тридцатидневной бессонницей, организм Уоррена погружался в забвение. Потом система начала вводить яд. Он парализовал легкие Уоррена. Его тело еще боролось за жизнь, его сердце ещё продолжало биться, но дыхание уже останавливалось, и он... испытывал то, что и Энни Лоуренс в последнюю минуту своей жизни. И вдруг он всё вспомнил! Он не хотел убивать ее!
Они встретились, как и было запланировано тем утром, - пообедать недалеко от его дома. После завтрака они обсудили, как он будет её фотографировать. Была обсуждена и финансовая сторона съёмок. Она подписала все необходимые формы. Он объяснил ещё раз, что делает фотографии для журналов и что ни один из них не будет иметь ни пенни от фотографий, если журнал не купит их. Он жертвовал ей своё время, свой опыт и свой труд. Она жертвовала своё время и тело. Вместе они могли бы сделать пару сотен долларов. Но не деньги были его главным интересом в этом деле.
Он не ожидал много прибыли от этих фотографий. В конце концов, Энни Лоуренс вовсе не была образцовой фотомоделью. Она имела множество мелких недостатков. Ее зубы были неровны, ее кожа была пятниста, пятнадцать - двадцать фунтов её веса были явно лишними, грудь была недостаточно упруга, ее нос был слишком широк. Хуже всего было то, что она имела татуировку на плече. Это была качественная татуировка. Не одна из тех дрянных тату, которые делают сопливые школьницы. Нет, это была очень профессиональная татуировка. Но всё же татуировка делала ее дешевой. Однако, с ней всё же можно было бы иметь дело. Он мог бы, видимо, продать несколько её фотографий одному из мужских журналов. Она имела, конечно, кое-что из того, что называется «цыплёночек для байкеров».
После завтрака они приехали к парку. Парк был пуст, он знал, что парк будет пуст. Парк редко посещался в будние дни. Это было совершенное место для съёмок на природе, и он уже несколько раз использовал грот у озера. Свет был превосходен. Они потратили около полутора часов на съемки. Получились отличные фотографии. Три полных рулона. Все шло удивительно хорошо. Она слушала его, обращала внимание на каждое его замечание, ею было легко руководить, она была восторженна и грациозна. Три раза она использовала его туристский автобус, чтобы переодеться. Он преобразовал небольшой автобус в студию путешествующего фотографа. Это была поистине прекрасная студия. Имелись отделение для сложного фотооборудования, кухня и крошечная ванная. И имелся диванчик.
Свою работу они закончили в полдень. В то время, как она переодевалась в ванной, он сделал бутерброды и коктейль. Он назывался «Ночная бабочка». Пуэрториканский неочищенный ром, апельсиновый сок и сок клюквы. В ее стакан он опустил также таблетку амнезола. Он обычно покупал таблетку амнезола за 25 долларов. Это, конечно, дорого, но он был согласен на эту цену. Хорошая цена за хорошее средство. Оно легко растворялось в алкоголе без запаха, вкуса и цвета. Оно действовало как успокаивающее. А самое главное, вызывало краткосрочную амнезию. Он использовал амнезол для своих моделей почти год. Одна таблетка на стакан коктейля «Ночная бабочка». И через полчаса они вырубались (в разговорах с друзьями он, усмехаясь, говорил: «Тhey were out cold»). Тогда он мог делать с ними всё, что хотел. Работало безотказно. Они пробуждались обычно часа через два - три, перепуганные и обеспокоенные. Неуверенные. Не понимающие, что, собственно, с ними случилось. Но ни одна из них не жаловалась. Некоторые даже извинялись за случившееся. Он всегда в таких случаях говорил: «Ничего страшного, не пугайтесь. Это - признак артистического темперамента, особой, знаете, художественной чувствительности». Он где-то вычитал эту фразу. В каком-то романе. Такое ему самому, конечно, было не сочинить. Они любили такие фразы. И он любил читать романы. Иногда.
Он достаточно преуспел в сексе со своими моделями, прежде чем обнаружил этот наркотик. Многие девушки делали бы почти то же самое и без наркотика, если бы думали, что это могло бы помочь им опубликовать их фото на обложках даже самых вшивых журналов. Он наслаждался своей властью над женщинами, которых фотографировал. Он любил чувство, которое эта власть давала ему. Чувство силы. Контроля. Вседозволенности.
Но на сей раз что-то шло не так, как надо. Возможно, ему продали плохую упаковку пилюль. Энни начала слабо сопротивляться. Он схватил ее за горло. Не для того, чтобы убить - для того, чтобы остановить сопротивление. Но она продолжала бороться и пыталась кричать. И он сдавил её горло чуть сильнее, а когда он кончил, она была мертва. Он не хотел! Это был несчастный случай! Но он подумал, что этот довод не будет иметь значения для полиции. Все, что увидят полицейские - мертвая женщина. Его жизнь будет разрушена. Из-за чего? Из-за дешевой девки, с которой он встретился в баре? Из-за женщины, которая почти наверняка переспала бы с ним и без всякого наркотика. С ним или с кем-нибудь ещё, чтобы получить своё фото на обложке любого, самого дрянного журнала. Нет, это несправедливо! Нет, нет, он не хочет умирать!...
12:10 А.М. Тюремный врач, наблюдавший EKG Уоррена, коротко сказал: «Flatline!»