"Сукин сын"

«Кто же этот человек, которому на подносе преподносили пиццу? Он наверняка был связан с кем-то, с теми, кто был связан с кем-то, кто ел с ним спагетти. А кто любит спагетти? Тот, кто связан с мафией!» - это отрывок из речи одного из адвокатов, представляющего интересы ярых противников создания казино в ближайшем пригороде Чикаго Розмонте. Уже три года идут эти грязные судебные толки, и только вот сейчас противники казино открыто указали пальцем на того человека, в чьи руки, по их мнению, никогда не должно попасть столь доходное предприятие, коим является казино. Так кто же он, этот человек, который действительно очень любит спагетти?[!]

* * *

О нем ходят легенды. Он король. Иначе его никто не называет. Он отец этого города Розмонт, что на самой западной окраине Чикаго. Он создал его. Он - это Дан Стэфенс. Мэр Розмонта, которым он правит своим железным кулаком вот уже сорок шесть лет. Никто в стране, да, наверно, и в мире, кроме него, столь долго не прожил в мэрии, в главном офисе Сити холла. Он лорд среди всех лордов, среди политиков любых мастей. Это все знают. При его жизни имя “Дан Стэфенс” присвоено городскому музею и парку. Его имя золотом высечено на их эмблемах.
Впервые я встретился с Даном в его офисе, выстланном мягким красным ковром. И на том ярком фоне в самой середине я увидел огромную, круглую и белоснежную эмблему города, в центре которой слегка раскрывались вышитые пурпурные лепестки розы. Ее обрамляли словно бы еще совсем свежие, также искусно вышитые, зеленоватые лепестки, а между ними втиснулась цифра - 1956. Это был год, когда Дан стал мэром Розмонта. На его письменном столе я увидел белую кружку с такой же, как на ковре, эмблемой, видимо, более сорока лет простоявшую на том месте, и пару старинных монет. “Я коллекционирую их, - отвлекшись от беседы, пояснил Дан, - собираю даже бумажные деньги. Если бы в банке появилась купюра в сто тысяч долларов, я бы сразу купил ее”.
А затем я видел Дана на заседании Сити холла. Он был груб, энергичен, улыбчив, зол добр, выглядел безжалостным или, как ребенок, смеющимся, в особенно когда называл главного клерка Сити холла Розали Лэнсторм не иначе, как “дорогая”.
Потом он рассказал мне свою историю. В детстве Дан играл в футбол. Он и сейчас, несмотря на свои семьдесят с гаком, крепок, грудь его широка и при пожатии чувствуется немалая сила в руке мэра. Но тем не менее он пережил уже два инфаркта, имеются и кое-какие неприятности со щитовидкой. Ходит мэр слегка сутулясь, однако нет и малейшего намека на его физическую или духовную слабость. Ни на йоту. И в этом нет никакого сомнения. Дан был пять раз женат. А теперь у него прекрасная молодая жена, Катерин. Он живуч, как, вероятно, ни один в его возрасте. И без ограничений позволяет себе все, что ему нравится, включая пикантности, у одних вызывающие заинтригованное любопытство, у других - порицающее шушуканье. Но мэр никогда ни перед кем и ни по какому поводу не извинялся. Его совершенно не волнует то, что могут подумать о нем люди, озабоченность такого рода, по всей видимости, еще ни разу не возникала в сознании этого незаурядного человека.
Отец Стэфенса давным-давно владел фабрикой, но умер, когда сыну было всего одиннадцать лет. Не стало кормильца, не стало в семье и куска хлеба. Вскоре его мать с двумя братьями Дана перебралась жить в дом к какому-то родственнику. “Тогда я и понял, - сказал мэр, - какую ценность представляют деньги. Я захотел сам их зарабатывать. Больше и больше, чтобы стать независимым”. Он разносил газеты, работал плотником, пахал у фермера землю, мыл машины, водил тяжелые грузовики, потом научился продавать страховки, дома, а затем стал и покупать их. Сегодня, не имея никакого диплома об окончании какого-нибудь колледжа, Дан Стэфенс - миллионер. У него прекрасная вилла в Розмонте. У него тридцать антикварных и ужасно дорогих легковых машин и десять уникальных, бесценных старинных яхт и, наверное, столько же изящных новеньких, современных. Он их коллекционирует, как и монеты. И еще: у Дана есть его Розмонт.
Он начал создавать его буквально на пустом месте. Когда-то в той северной оконечности графства Кук, вечно в те годы весной заливаемой разливом реки Дес-Плэйнс, жили фермеры, водители траков, бродяги, было полно там всяких зловонных свалок, куда сбрасывался мусор со всех концов городка, и там же находились излюбленные проезжавшими через Розмонт в Чикаго десятки публичных домов. Сегодня же Розмонт - на карте мира. И у него отнюдь не меньше славы, чем у Чикаго, Нью-Йорка или Лос-Анджелеса. Хотя городок сам по себе - крошечный. Он занимает всего-то не более пяти квадратных миль. А жителей в Розмонте - раз, два и обчелся. Четыре тысячи человек.
Но это не показатели, характеризующие сегодняшний Розмонт. Это всего лишь штрихи к его портрету. А вся палитра картины современного города состоит из колорита других красок. Каждый день в Розмонт приезжает более пятидесяти тысяч человек. Они приезжают туда из Чикаго, Шамбурга и даже за семьдесят миль из Милуоки. Приезжают на работу в сотни различных компаний и фирм, расположенных в колоссальных современных высотных зданиях. В Розмонте - один из крупнейших в мире “Международный выставочный центр”, где происходят промышленные ярмарки мирового масштаба и куда съезжаются деловые люди из Европы, Азии, с севера и юга, запада и востока земного шара. В городе Дана Стэфенса - один из крупнейших в стране, а, вероятно и в мире, центр для концертов и спортивных представлений “Хорайзон”, что по-русски означает “Горизонт”. Там пели известные в мире певцы - Фрэнк Синатра, Бэрри Манилов, Лайза Минелли и многие, многие другие, чьи имена хорошо знакомы не только всей стране, но и всей планете. И там же в Розмонте - современный театр, какого нет, как мне кажется, даже в Милане. В Розмонте же - и штаб телекоммуникационного гиганта “Спринт”. И, без преувеличения, - добрая сотня высотных зданий из стали и стекла, где разместилось множество самых различных международных и местных компаний. И всё там же - 1.760 (!) первоклассных отелей с бассейнами, спортивными клубами, ресторанами, где останавливаются президенты страны во время своих поездок по некогда дикому Среднему Западу. А Дан Стэфенс уже запланировал строительство еще 1,600 новых. И мэр сказал мне: “В новых отелях есть жгучая необходимость”. Оказывается, в среднем в одну только неделю Розмонт посещает не менее семидесяти тысяч гостей. А в год получается почти 3,5 миллиона человек. И это при четырех тысячах местных жителей. Вот это и есть нынешний Розмонт. “Уникальный город и все, что там создано, сначала родилось в голове Дана”, - в восторге как-то сказал мне сенатор Мартин Батлер, знающий Стэфенса вот уже почти сорок лет.
Я и до встречи с Даном часто бывал в Розмонте. Поэтому могу смело сказать, что буквально на моих глазах он увеличивался и продолжает расти не в ширину, а в высоту, как на дрожжах. И я поражался тому, что происходило на том северном клочке земли графства Кук, но никогда не задумывался о причинах его феноменального роста и мне было невдомек, почему же Розмонт позволял себе несравнимо больше многих иных крупных и малых городов страны.
И вот в то мое последнее посещение мэра у меня раскрылись глаза, и только тогда я понял весь смысл слов, сказанных сенатором Батлером. Оказывается, крошечный Розмонт имеет гигантский годовой бюджет - почти сто миллионов долларов. А складывается он, разумеется, из налогов, которыми умница Дан обложил все компании и все фирмы, отели и мотели, переехавшие в его город и устроившиеся в зданиях им для них же и построенных. “Это и есть политическая мудрость!” - воскликнул сенатор Батлер, когда я рассказал ему о своих впечатлениях от знакомства с Даном. А мудрость мэра помогает ему делать жителей своего города счастливыми. Вероятно, счастливее, чем живущих где-то в других городах страны.
Огромные доходы бюджета без особого напряжения позволяют содержать городские дороги в прекрасном состоянии, иметь высокопрофессиональных полицейских, обеспечивающих покой обитателей и безопасность жизни в Розмонте, делать дорогие подарки владельцам недвижимости на сотни тысяч долларов в год. Мэр своей властью регулярно освобождает многих жителей Розмонта от частичной выплаты налогов на собственность, что дает им возможность не так уж глубоко залезать в свои собственные карманы, когда наступает время ремонта их домов и кондоминиумов.
Это тот путь, который Дан избрал много, много лет тому назад. “Это наш семейный бизнес”, - скорректировал мои мысли старший сын мэра, Дан Стэфенс Второй, которого все в Сити холле знают, как Данни. Он - заместитель мэра. И два других сына тоже в отцовской упряжке. Марк - прокурор. Брэдли - член совета Сити-холла. “Мой отец - мой босс, - смеясь, сказал младший Брэдли, - но Розмонт это действительно наш семейный бизнес. Тут уж ничего не поделаешь”. Возможно, я посмел высказаться, старший брат со временем унаследует отцовский трон и постарается по его примеру тоже стать лордом среди всех лордов. “Навряд ли, - рассмеялся средний сын Марк, - мы все трое,вместе взятые, не стоим одного нашего босса”. Марк сомневается в том, что его отец вообще когда-нибудь уйдет в отставку.
В доме Стэфенса библиотека состоит из множества книг, прочитанных в разное время мэром. “И вот эту я тоже читал, - заметил хозяин, - хотелось побольше узнать о ее герое”. Книгу ту, “Сэмюэл”, написал известный писатель Уильям Брашлер, а повествование его касалось легендарного в свое время мафиозо Сэмюэла Джианканы, убитого в 1975 году в его собственном доме в городке Оук Парк, что неподалеку от Розмонта. Но, как мне потом рассказывали, Стэфенс знал Джианкану, вероятно, намного лучше, чем автор книги.
В первые годы своей карьеры Дан Стэфенс имел совместный бизнес с Джианканой. И это обстоятельство черным пятном легло потом на его репутацию, спровоцировало множество расследований, проводившихся агентами федеральной секретной службы, иллинойскими прокурорами и репортерами газет и длившихся более четверти века, так долго, что Стэфенс даже сам о себе говорил: “Я самый известный в мире подследственный”. Но все это не мешало гражданам Розмонта регулярно каждые четыре года на протяжении почти полувека переизбирать Дана своим мэром.
А между тем в годы четвертьвекового расследования его постоянно обвиняли во всех смертных грехах. В газетах того времени писалось, что мэр Розмонта замешан в коррупции и брал взятки, когда в городе строился новый торговый центр. Более чем в три миллиона долларов обошлось его сооружение, а подрядчиком выступал Сэмюэл Джианкана. Сообщалось, что мэр незаконно и за взятки выдавал разрешения на торговлю спиртным в нескольких барах Розмонта, которыми владел опять же Джианкана. Словом, множество подобных и иных обвинений из года в год сыпалось на седеющую голову мэра. Удивительно было то, как умудрился пережить Стэфенс те суровые испытания и как он смог вынести позже строжайший, унизительный “божий суд”. И не один. Каждый по разным “делам”.
- 29 февраля 1984 года. Первый уголовный процесс по обвинению мэра Розмонта в коррупции и взяточничестве. Вердикт: не виновен.
- 28 февраля 1985 года. Второй уголовный процесс по обвинению мэра Розмонта в коррупции и взяточничестве. Вердикт: не виновен.
Это был конец мучения. Но за день до вынесения оправдательного приговора во втором уголовном процессе Джордж Лэйтон, федеральный судья, председательствовавший на нем, вероятно, в надежде на то, что слух о его заявлении каким-то образом эхом отзовется в чувствительных к сенсациям ушах присяжных заседателей, сказал репортерам газет буквально следующее: “Я восхищаюсь такими людьми, как Стэфенс. Такие люди, как он, глядя на пустой кусок земли могут видеть на нем пятидесятиэтажный дом. Но все, что я сам вижу там, так это грязь и слякоть”. Я понял по выражению глаз Дана, какую боль он испытывал от слов Лэйтона даже и по сей день. “Я не могу выразить свои чувства, - подтвердил мою догадку мэр Розмонта. - Поверь, я не такой плохой парень. Я никого не убивал и не грабил, я никогда не бил женщин и не плевал никому в лицо … Но были люди, которые пытались всех убедить в том, что я все это не раз делал”.
Однако судья Лэйтон был прав в одном. Воображение Дана Стэфенса действительно в состоянии воссоздать на любом, даже на самом задрипанном клочке земли не только пятидесятиэтажный дом, но даже невероятный, фантастический город, какой может, наверное, существовать только где-то в просторах Вселенной. Воображение и помогало Дану строить его Розмонт. И он строил его всеми правдами и неправдами, вероятно, на грани легальности, а может быть, в каких-то случаях и за ее чертой. Но это мое мнение. Такой властный, жесткий и, в хорошем смысле, амбициозный человек, как Стэфенс, такой прозорливый, тонкий и искусный политик, как он, вряд ли бы что-нибудь делал для Розмонта, если бы это “что-нибудь” не отвечало его интересам, не сулило бы ему личной выгоды. И это тоже мое личное мнение. Это именно то, на чем спекулируют сегодня адвокаты яростных противников создания в Розмонте казино, которое Дан уже начал строить безо всякого разрешения вышестоящих властей.
Но как бы это ни звучало парадоксально, его интересы всегда совпадали с общественными. Такова уж жизненная правда, от которой никуда не уйти. Даже “жертвы” его невероятного видения будущего и проводимой им экспроприаторской политики, как например, Эдвард Хеуэр, и те оказались на стороне мэра. И тут уж тоже ничего не поделаешь.
Эдвард Хеуэр за перелистыванием страниц домашнего фотоальбома рассказал мне свою историю. Почти четверть века назад он открыл ресторан в Розмонте, а спустя пятнадцать лет, в 1985 году, потерял его. Эдвард показал мне фотографию сноса с лица земли своего бизнеса, комментируя те события горькими и даже чересчур острыми и язвительными словами. Дан Стэфенс, пользуясь законом, разрешающим за соответствующую компенсацию изымать частные земли в случае общественной необходимости, снес принадлежащий ему ресторан “Ред Эдвард” и построил на том месте и таким же образом изъятой прилегающей территории огромный торговый центр. Я поинтересовался мнением Эдварда о человеке, почти семнадцать лет назад нанесшем ему такую травму, которая, по всей видимости не зажила и до наших дней. “Вы можете любить его или не любить, - подумав, ответил уже немолодой и, вероятно, знающий толк в жизни Хеуэр, - но Дан сделал чертовски полезную работу для города, для людей. Они счастливы”. И тогда я спросил о том, что же все-таки еще тлеет в его душе, в самой ее глубине, ведь как - никак, а Стэфенс лишил его любимейшего детища. “Он сукин сын, - в сердцах резко сказал Эдвард, а потом, рассмеявшись и с явной добротой в глазах, повторил. - Он сукин сын”.